Но лучше всех держится Чумаков. Он спокоен. Ни на что не жалуется. Его внимательные серые глаза присматриваются ко всему. Послушать его ровный, негромкий голос приходят ребята и с других судов. Он не утешает и не уменьшает трудностей предстоящей жизни, положения на родине. Нет, Чумаков спокойно уверен в том, что Советский Союз победит. «Наверное, не скоро. Нам будет трудно, но мы должны выдержать все. Разве на фронте легче? Самое главное — не падать духом и не поддаваться плохому настроению». Он уверен, что пароходство помогло семьям моряков. Нужно держаться вместе. Какая будет жизнь и где — он не знает: «приедем, узнаем».
С Чумаковым делились самыми сокровенными мыслями. Ему верили и не боялись, что он истолкует сомнения неправильно. Константин Илларионович понимал все, — это огромное, неожиданно свалившееся на людей горе, немецкую пропаганду, неизвестность…
Когда Микешин возмущался кем-нибудь из моряков, Чумаков спокойно говорил: «Игорь Петрович, не требуй от людей, чтобы они были железно-каменными. Ты вот на себя посмотри. Сколько ты мне уже всяких глупостей наговорил. Нужно одно: чтобы наши ребята остались советскими людьми и не сделались подлецами от такой жизни, которую нам готовят. Я тебе честно скажу: хорошего ждать не приходится. Но ничего, выдюжим!..»
Вагон дернулся и остановился. Начинало светать. Микешин снова заглянул в окно. В ясном синем рассвете он заметил полосатый столб с указателем: «Нюрнберг — 165 км». Вот куда их везут! Микешин устало закрыл глаза. Теперь ему захотелось спать. Он привалился к Чумакову и задремал.
2
— Вставай, Игорь Петрович. Приехали! — услышал Микешин голос Чумакова и тотчас же вскочил.
В вагоне суетились, собирали вещи. У выхода стоял старший охраны и нетерпеливо подгонял:
— Schnell, schnell!
Моряки выходили на залитый солнцем узенький перрон у игрушечного желтого вокзала под красной черепичной крышей и вывеской «Вартенбург». Их построили, пересчитали и вывели на маленькую привокзальную площадь. Кругом, лениво шевеля листьями, стояли вековые липы. Воздух, свежий и чистый, наполнял легкие и после духоты вагона пьянил.
Было еще рано, но жители этого крошечного провинциального городка не могли пропустить такого интересного зрелища, как прибытие первых «страшных большевиков» к ним в Вартенбург. Толпа расположилась на тротуаре и с любопытством и страхом поглядывала на моряков. Большевики — звери! Но «звери» почему-то не казались страшными. Те же европейские костюмы, шляпы, ботинки, коричневые чемоданы. Усталые, хмурые лица.
Охрана, которая привезла моряков, теперь передавала их другой — лагерной или тюремной. Новых солдат было много: человек тридцать. Командовал ими офицер в чине майора. Худой и старый, чем-то напоминавший этикетку денатурата — череп и кости. Он принимал документы я списки от старшего, сопровождавшего моряков из Берлина.