Свой предмет он читал суховато, но знал его отлично и от нас требовал хороших знаний. Когда мы занимались космографией, то на доске приходилось чертить много кругов. У нас обычно они получались кривые, однобокие, эллипсообразные. Иван Николаевич долго смотрел на старавшегося подтереть и исправить уродливый круг и говорил:
— Сотрите. Разрешите, я вам помогу. — После этого подходил к доске, брал мел и со словами: — Вот она, сфера небесная, — одним движением руки выводил ровный, как будто бы циркулем сделанный, красивый круг.
— Ну, а теперь изобразите задачу на плоскости истинного горизонта. Так-с. Не можете? Кажется, капитаном собираетесь быть? Садитесь. «Неуд». — И в журнале появлялась неудовлетворительная отметка.
Никакие объяснения не помогали. Ссылок на болезнь и объективные обстоятельства Панков не принимал. Несмотря на то что Иван Николаевич был очень строг в течение года, на экзаменах он никогда не спрашивал того, чему не учил, и ободрял растерявшихся. Таков был этот преподаватель.
И вот Панков как-то вызвал к доске Сахотина, дал ему простенькую задачу, а сам углубился в журнал. Сахотин взял мел, покрутил его в руках, начертил круг сферы, меридианы и параллели, постоял и, повернувшись к нам лицом, сделал за спиной у преподавателя жест, обозначающий «ничего не знаю». У меня задача была решена. Я быстро вырвал страничку из тетради, скатал шарик и незаметно бросил Сахотину. Он нагнулся, схватил решение и весело застучал мелом. Когда Иван Николаевич обернулся, Сахотин небрежно стоял, облокотившись о край доски. Панков проверил задачу. Решена она была правильно.
— Странно, но факт. Садитесь, Сахотин. Хорошо. Это ваша первая хорошая отметка.
Сахотин с гордо поднятой головой пошел на место. В перерыв Коробов в присутствии всего класса громко, так, чтобы слышал Сахотин, сказал:
— Не дело делаешь, Микешин. Эти «моряки» и так еле тянут, а с твоей подсказкой совсем знать ничего не будут.
Я вспыхнул:
— Ну, ты это брось! Товарищу не помочь — это позор.
— Вот такая помощь — это действительно позор. Так комсомольцы товарищам не помогают.
Сахотин молчал и презрительно смотрел на Коробова.
— Комсомольцы помогают по-другому. Возьми книги и объясни, чтó ему непонятно.
— Не нуждаюсь я в вашей помощи. Это случайно сегодня запоролся. Вы — зубрилы! Вся надежда у вас на зубрежку. Способности нужно иметь, вот что, — процедил Сахотин.
— Тебе, кажется, ни зубрежка, ни способности не помогают, — засмеялся Чубренок.
Прозвенел колокольчик, извещавший о начале следующего урока. Спор прекратился. В класс вошел преподаватель морского права Петр Сергеевич Ткаченко. Мы любили его лекции Не знаю, плавал ли он когда-нибудь на судах. Наверное, нет. Но тем не менее Ткаченко был знатоком морского права. Маленький, сухонький седой старичок, он отличался остроумием, и частенько многие из нас краснели и не знали, куда деваться, попадая на его острый язык.