Я невольно взглянул наверх. «А что, если прыгнуть? — подумал я. И тут же решил: — Прыгну». Знакомое волнение охватило меня, и я сказал:
— Я, пожалуй, прыгну как-нибудь…
На меня уставились с нескрываемым любопытством и с явным недоверием.
— Так давай сейчас и ныряй, чего же откладывать такое дело? — насмешливо сказал кто-то из практикантов.
Это меня рассердило:
— Не приказывайте! Когда захочу, тогда и нырну. На соревнованиях прыгну.
Когда мы остались с Романом вдвоем, он неодобрительно посмотрел на меня и проговорил:
— Ну чего ты фасонишь? Ведь высоко. Ты с такой высоты и не прыгал.
— Не прыгал, а теперь прыгну. Вот увидишь.
— Напрасно. Никому не нужна показная лихость.
— Это по-твоему, а по-моему не показная, а просто лихость. Морская лихость. Пусть знают наших ленинградцев.
Наступило время ужина. Мы еще сидели в столовой, когда пришел старпом и прочитал список вахт. За исключением четверых, все мы попали в одну вахту вместе с нашими новыми знакомыми — одесситами.
Завтра начинался первый трудовой день. Подъем в шесть. Надо было пораньше лечь спать. Мы спустились на нижнюю палубу, где для нас были устроены большие кубрики. Я забрался на верхнюю койку. Роман разместился внизу.
Свесившись к самому его уху, я шепотом спросил:
— Ну как, нравится «Товарищ»?
— Хороший корабль. Говорят, что раньше он был грузовым судном, а наши кубрики — бывшие трюмы.
— А мачты какие! Ведь завтра парусные учения. Придется на самый верх лезть.
— Как-нибудь заберемся. Ничего. Главное, здесь, кажется, неплохие ребята собираются. А вот Сахотин твой сегодня многих удивил: с борта прыгнуть не мог; да и хиляк он, оказывается, в чем только душа держится.
— Я и сам не знаю, почему он такой. Когда я приходил к нему, на окне всегда лежали гантели. Он говорил, что гимнастикой занимается.
— Знаю я, чем твой Сахотин занимается. Корчит из себя морского волка, а…
— Довольно тебе: «твой, твой»! Совсем он не мой. Тут один парень есть. Он Германа хорошо знает. Спросим его…
— И спрашивать не надо. Все и так ясно.
— Ну, давай спать.
— Давай.
После разговора с Романом осталось какое-то чувство досады — не то за себя, не то за Сахотина.
«Хорошо, завтра парусные учения, там увидим…» — подумал я, засыпая.
2
Вахтенные разбудили нас в шесть часов.
Началась уборка судна. Выскочив из кубрика в одних трусах, мы начали мыть палубу, поливая ее из шлангов и ведер. Весело стучала ручная помпа. Матросы из команды «Товарища» учили нас важному делу — наведению чистоты. Боцманом нашей вахты оказался молодой красивый парень, которого все звали просто Ваней. Он работал с нами и поторапливал. Драили палубу с песком жесткими щетками и специальными резиновыми скребками. Хорошо было работать ранним утром под ласковыми, еще не очень горячими лучами солнца с освежающей прохладной водой, то и дело попадающей из шланга на лица и обнаженные тела.