Я подъехала как раз к тому моменту, когда матушка вытаскивала из духовки жареного цыпленка. Папаша уже восседал во главе стола. Он смотрел прямо перед собой остекленевшим взглядом в состоянии ожидания, зажав в руках нож и вилку. Моя сестра Валери, вернувшаяся домой после того, как оставила мужа, взбивала в кухне картофельное пюре. В детстве Валери была идеальной дочерью. Я же была той дочерью, что вечно наступала в собачьи какашки, садилась на жевательную резинку и постоянно падала с крыши гаража, желая научиться летать. В последней провальной попытке сохранить свой брак Валери изменила своим итальянско-венгерским генам и превратила себя в подобие Мег Райан. Брак провалился, но блондинистая Мег-образная шевелюра сохранилась.
Детишки Валери сидели за столом с моим папочкой. Девятилетняя Энджи сидела чинно, сложив перед собой ручки, послушно ожидая свою порцию: почти совершенный клон Валери в этом возрасте. А семилетний адский чертенок Мэри Элис воткнула две веточки в каштановые волосы.
— Что за веточки? — спросила я.
— Это не веточки. Это рога. Я северный олень.
Какой сюрприз. Обычно она у нас лошадка.
— Как прошел день? — спросила Бабуля, ставя миску зеленого горошка на стол. — Кого-нибудь застрелила? Поймала каких-нибудь гадких парней?
Бабуля Мазур переехала к родителям почти сразу же, как дедуля Мазур уволок свои забитые жиром артерии в небесный буфет «жрите-все-что-хотите». Бабуле около семидесяти пяти, и выглядит она ни на день больше девяноста. Тело ее соответствует возрасту, а разум, кажется, двигается в противоположном направлении. Она носит белые теннисные туфли и сиреневый утепленный спортивный костюм. Ее волосы цвета серой стали коротко острижены и до смерти наперманентены. На ногтях сиреневый лак в тон костюму.
— Я же не каждый день стреляю, — оправдывалась я, — но я привела парня, разыскиваемого за подделку кредиток.
Раздался стук, и в дверь просунула голову Мейбл Марковиц со словами:
— Йо-хо.
Родители живут в дуплексе на две семьи. У них южная часть дома, а у Мейбл Марковиц северная половина. Дом разделен стеной, и долгие годы между соседями существует разногласие, как красить дом. В силу обстоятельств Мейбл возвела экономию в ранг религии, замешанной на социальном страховании и государственных излишках арахисового масла. Ее муж Иззи был неплохим человеком, но пьянство рано свело его в могилу. Единственная дочь Мейбл умерла от рака год спустя. А зять месяцем позже погиб в автокатастрофе.
Приготовления к обеду застопорились, и все обратили взоры к двери, потому что хоть Мейбл все годы и жила рядом, но ни разу не говорила «йо-хо», когда мы садились есть.