Ну, их всех в пим дырявый. Мне доброжелателей и без этих никчемных препирательств хватает. Один, неудачно спасенный Великий Князь чего стоит! Никогда не забуду, как я, не в силах больше выдерживать давление, неуклюже откланялся и, как ядро из пушки, вылетел из Аничкового дворца. Как стоял там, у изящных привратных башенок, поджидая Артемку с каретой, и молча ругая себя последними словами. И как, сначала увидел закаменевшие лица конвойных солдат, а потом и торопливо шагающего ко мне гиганта — Великого Князя Александра. И, о ужас! В его руках были позабытые в спешке мои саквояж и туба с картами. Я готов был на месте провалиться. Уж на Сашу-то я обиды не держал.
— Постойте! — рявкнул второй сын царя так, что стекла в витринах звякнули. — Герман Густавович, постойте!
Из-за парадного фасада дворца медленно выкатывался мой экипаж. На облучке, начихав на хозяев, о чем-то оживленно беседовали Артемка с тем самым конвойным казаком.
— Простите, Ваше Императорское Высочество, — поклонился я, дождавшись пока брат Никсы, дойдет — почти добежит, до меня. — Нехорошо вышло. Не попрощался, как подобает. Что обо мне подумает цесаревич!
Лепет конечно. Причем — детский. Но ничего умнее в голову не приходило. Я был ошарашен, раздавлен, предан «милостью» наследника. Тогда, в тот самый момент, я жалел, что полез выправлять Историю. Этот, младший, пусть и не настолько умен и образован, как его брат, но, как казалось — куда как честнее. Искреннее. А судя по тому, что не поленился принести мне вещи, так еще и с совестью. Редкие, для высшей аристократии, качества…
— Это вы простите, Герман, — Александр был по меньшей мере на полторы головы меня выше. Так что его легкий поклон мог быть и выражением уважения, и показателем внимания к собеседнику. — Никса был сейчас совершенно несносен. Затеял этот суд… Понимаете, ему страшно. Врачи сказали, если бы не ваши письма… Он не верит, ни докторам, ни вам. Столько перемен…
— Да-да, я понимаю, — пролепетал я, чтобы не молчать. Это было бы невежливо.
— Вы… — здоровенный принц по прозвищу «Бегемотик», порозовел от смущения, и прошептал:
— Вы замечательный. Вы заняты делом, а не… Я стану помогать вам, как сумею. Не держите только обиду на Никсу. Мне кажется, он тоже вам завидует…
Царевич легко закинул увесистый портфель в карету, а тубу отдал Артемке.
— Прощайте, Герман Густавович, — и повернулся уходить.
— Ваше Высочество, постойте, прошу вас, — теперь мне пришлось кричать ему в спину. — Это Николаю Александровичу. Не более столовой ложки за завтраком. Один раз в день! Это важно!