- Так больно ж наверно. Тебе б ноги перебило, за морфий глотку бы драл, - осипшим и немного писклявым голосом ответил второй.
- Заткнись! Много ты в своей жизни видел?
- Сколько видел - всё моё, - дерзко возразил второй.
- Глупый ты ещё, оттого, что молод. Жизнь, она человеку один раз дана, а я ещё много чего в ней успеть хочу, и тварям фашистским холку намылить, и жёну с детьми обнять, и виноградник новый посадить, а с ним, мы и версты не пройдём. Нагонит германец. Не сегодня, так завтра. Только завтра у нас сил меньше станет. Не жилец он уже, крови много потерял. А за эту фляжку со спиртом, ты в любом месте кусок мяса с хлебом получишь, и пару суток идти сможешь.
- Шкура ты! - произнёс в сердцах второй.
- Знаю, - первый приподнялся с колен, вставил диск в автомат, повесил оружие на шею и стал срезать лапник, - когда-нибудь и тебе придётся делать выбор между жизнью и смертью. Я выбираю жизнь твою и мою, отдавая его.
- Товарищи, - чуть слышно сказал третий, - послушайте меня.
- Говори, Коля, - сказал склонившийся над раненым.
- Оставьте пистолет, пожалуйста.
Мужчина с автоматом вынул из кобуры револьвер, проверил барабан и положил оружие на грудь раненому со словами: - Пять пуль, больше нет.
- Прощайте, товарищи. Не поминайте лихом.
- Прощай Коля. Я тебя лапником укрою. Не держи зла на меня, нам ещё задание в Боровском выполнить надо, а одному мне мину не взорвать.
Василий проводил взглядом ушедших, выждал ещё с пару минут и тихонько подошёл к раненому со стороны спины. Щелчок взводимого курка заставил его вздрогнуть. Приподнявшийся на волокуше и прислонившись к стволу дерева, человек выставил перед собой револьвер, всматриваясь в темноту заснеженного поля.
- Не стреляй. Я свой, - произнёс Вася.
- Не подходи, - вращая головой, сказал раненый, - гранату взорву.
- Николай, нет у тебя гранаты. Только револьвер с пятью патронами. Слышал, как вы говорили. Я младший лейтенант Красной армии Лопухин. Помочь тебе хочу. Но если ты против, могу и уйти.
- Товарищ младший лейтенант, уходите. У меня две ноги прострелены, немцы за нами по пятам шли, чудом оторвались. Я уж тут, как-нибудь сам помру.
- Спокойно, я к тебе с левой стороны подхожу. Русские своих не бросают, слышал про такое?
- Слышал, только …
Не закончив фразы, Николай потерял сознание. За несколько минут, при свете фонарика Лопухин осмотрел ранения. Оба сквозные. Одна пуля пробила прямую мышцу бедра, чуть выше колена, вылетела и повредила медиальную. Какие именно мышцы пострадали, Вася даже не догадывался, для него это было ранение в ноги, но то, что делать в этих случаях, он помнил наверняка. Вытряхнув из рюкзака аптечку, он сделал два укола, обработал раны йодом и наложил новые повязки. Познания на этом заканчивались. Дальнейшее оказание медицинской помощи предусматривало стационарное лечение. А большего от него в данный момент и не требовалось. Оставалось подготовиться к транспортировке. Стащив с раненого ботинки, Вася обнаружил, что тот только благодаря наличию сена в них не обморозил ноги. Пришлось пожертвовать своими запасными шерстяными носками. После того, как был извлечён спальный мешок, рюкзак похудел наполовину. Теперь предстояло засунуть в него лежавшего без сознания Николая. С горем пополам и с этой задачей Василию удалось справиться. Привязав верёвку к ремню раненого и пропустив её за спиной, Лопухин застегнул спальный мешок и, накинув петлю себе на грудь, потащил тело за собой. Скорость передвижения упала втрое. До русла реки он добрался только через час, но в Даньково идти было нельзя, с таким грузом за собой, в случае контакта с оккупантами, никакие аусвайсы и полицейские повязки не спасут. Единственный маршрут, пусть и очень рискованный лежал в обход деревни с запада. Фактически, он возвращался к аэродрому. Почти в полночь, не чувствуя рук и ног, Василий вышел к дороге. Погода ухудшилась, задул стылый северный ветер и повалил снег. В бинокль уже ничего нельзя было рассмотреть. Ориентируясь только по компасу, он из последних сил перетащил Николая через дорогу и уткнулся в табличку, прибитую к шесту. Подсветив фонариком, он прочёл: "Achtung Minen". "Что за чертовщина", - подумал Лопухин, - "откуда здесь мины"?