Копыта не топтали его. Рога не пронзали тела. Приподнявшись, он сел и огляделся. Старый бизон лежал на земле, кровавая пена пузырями стекала из его ноздрей. Медвежонок вонзил копье так, как и подобает хорошему охотнику, — глубоко и твердо. Когда веревка внезапно оборвалась, бык попятился, встав на дыбы, повалился назад и на бок, копье концом уперлось в землю, и бык собственной тяжестью глубже вогнал разящее острие.
Костер горел весело и ярко. Высоко во тьму бросал он свет пляшущими счастливыми языками. Туша бизона черным пятном горбатилась на земле. Медвежонок сидел между тушей и костром и глядел на вздымавшееся пламя. Он был очень сыт. Правая нога побаливала от напряжения, но короткие палочки, привязанные к ней, выдержали; он был очень сыт. Живот раздулся, наполненный сильной мужской пищей. С наслаждением отведал Медвежонок самых лучших лакомств: языка и носа бизона. А теперь сидел, освещенный костром, голова его качалась в полудреме, и костер, с удовольствием пожирая старое сухое дерево, радостно посылал свой свет ввысь.
Над плато заходили ночные ветерки. Они разослали по трещинам вдоль края обрыва пронырливые сквознячки, которые гулко пересмеивались между собой. И Майюны утесов каньона выплыли как туман. Они ни во что не обратились, а плыли над костром и смеялись. Они заполнили собой весь воздух, что был вверху, и смеялись, но они не смеялись над ним. Их смех был тих и приятен на слух.
— Вот он, — говорили они, — тот, что убил могучего бизона. На одной ноге костяной и на одной деревянной боролся он. Хитростью своего ума и храбростью своего сердца сразил он предводителя стада. — Они взлетели выше и умчались вниз по каньону, и назад донеслось эхо их смеха, слабое, замирающее. — Маленький брат. Живи хорошо. Живи долго:
Туша взрослого бизона — мясо, кости, шкура, внутренности — тянет почти на две тысячи фунтов. Сейчас, когда она лежит на земле и сила и способность к движению покинули ее, она кажется не такой массивной. Все чувства оцепенели. Сложнейшая работа живого организма прекратилась. Поспешая за известием о смерти, в каком-то из некогда живых органов уже начался еле уловимый распад. Человек может пнуть ее, разрубить ее, взобраться на нее, может делать с ней все, что захочет, но она не сможет дать ему отпор. Только груда мертвечины лежит на земле, из которой когда-то вышло все, что на ней есть.
Нет. Это жизнь и образ жизни.
Это пища. Если человек умеет обработать и приготовить ее, в пищу годится любая часть, кроме костей и копыт, и даже они, если в тяжелую зиму, полную лишений, раздробить и сварить их, дадут жир, который поможет продержаться. Очень вкусна кровь, если варить ее, пока она не превратится в густое желе. Тонким ароматом веет от подсушенных жареных легких. Хороша печень, особенно если сбрызнуть ее желчью. Из тонких кишок, набитых рубленым мясом, получается чудесная колбаса, которую можно варить или жарить. Проваренная как следует, с применением надлежащей зелени шкура нежна и вкусна. Великолепны мясо и жир в свежем виде. Разрезанное полосками, копченое или провяленное мясо может долго храниться.