Затем Он решил, что, было бы неплохо, если бы в тех краях появились люди, которые смогли бы по достоинству оценить Его труды, но чтобы при этом обошлось бы без большого столпотворения. Поэтому Он просто развеял кое-где в горах немного золота и серебра. Совсем чуть-чуть. Этого было вполне достаточно, чтобы разжечь в человеке аппетит, но все же слишком мало для того, чтобы его удовлетворить. Однако старатели учуяли, откуда ветер дует, любопытство взяло верх, и они потянулись на запах, не считаясь с расстояниями и преодолевая десятки тысяч миль. Чаще всего, едва добравшись до места, они тут же поворачивали обратно — картина казалась им слишком уж безрадостной и черно-белой, причем, белый цвет был живым воплощением огня. При перепаде температур в шестьдесят с лишним градусов в год кому-то жара выжигала душу, другим же сковывал ноги мороз. И лишь немногие находили в себе силы идти дальше.
Они карабкались вверх по горным склонам и благодарили Бога за одинокие сосны, встречающиеся им на пути; даже лебеда, колючий кустарник и полынь среди этой каменистой пустыни начинали казаться желанными соседями. В конце концов, самые отчаянные упрямцы все же нападали на золотые и серебряные жилы, и тогда они дни напролет не расставались с заступом и лопатой, вгрызаясь в каменистую почву, копая шахты для своих будущих рудников. Добыча чаще всего оказывалась весьма скромной, да и старатели в большинстве своем догадывались, что особо рассчитывать не на что. И все же они были очень довольны.
Почему?
Ну, может быть, потому, что проснувшись по утру, прежде, чем взяться за работу, им было достаточно лишь оглядеться по сторонам, чтобы увидеть белые песчанные долины, раскинувшиеся внизу, или неприступные горные вершины, розовеющие в лучах восходящего солнца. Или потому, что вечерами, смертельно устав за день, можно было просто сидеть и покуривать трубку, глядя на то, как под покровом сгущающихся сумерек выбираются из ущелий и ползут по земле длинные тени.
Именно этим я и занимался в тот вечер.
Я сидел на краю своего участка, размышляя о том, что последняя банка томатной пасты вылизана дочиста, и тихонько поругиваясь вполголоса; однако мой мозг не слышал бормотания, срывавшегося с моих губ, так как внимание мое было всецело поглощено одним очень интересным занятием, а именно: я постреливал из пистолета то по ущелью, которое было уже погружено во мрак, то по другому, все ещё охваченному пламенем заката. Отсюда мне открывался хороший обзор на белое дно долины, и теперь я видел, как далеко-далеко внизу, почти у самого горизонта, медленно ползет белое облачко.