Это было облако пыли, поднятое табуном диких лошадей. Я видел их утром того же дня, когда воздух был вот так же чист и прозрачен, словно хрусталь. Этой ночью они промчатся мимо меня, но на следующее утро я снова увижу их мчащимися на водопой в долину Шу-Хорн, до которой отсюда два дня пути.
Я думал о диких лошадях, о том, как было бы здорово вскочить верхом на самого норовистого жеребца во всем табуне, чтобы влиться в этот пыльный поток и навсегда остаться вместе с ними. Мне казалось, что я просто сижу на берегу реки, по дну которой несутся лошади, и они тоже являются частью окружающего меня пейзажа.
Я был все ещё поглощен думами о возвышенном, когда у меня за спиной у меня раздался голос:
— Эй, старина Джо! Привет!
Это вывело меня из оцепенения. Собравшись с духом, я посмотрел вверх, но оглянуться было почему-то страшно.
— Ну вот, начинается! — сказал я сам себе.
Я имею в виду, что когда человек проводит в одиночестве слишком долгое время, то ему иногда начинает мерещиться всякая чертовщина, и от этого можно запросто сойти с ума. Ибо услышанный мной голос никак не мог принадлежать человеку. Этот мальчишка, Чип, мог находиться, где угодно, но только не мог же он вот так просто взять и материализоваться у меня за спиной.
Я нервно рассмеялся.
— Нет, мне точно померещилось! — сказал я вслух.
— Да оглянись же ты, Джо, — снова сказал голос.
И тогда я обернулся, и — разрази меня гром! — передо мной стоял Чип собственной персоной, его огненно-рыжие вихры торчали во все стороны, а веснушчатое лицо расплылось в широкой улыбке! При виде его у меня екнуло сердце.
И как будто что-то оборвалось внутри!
— Вот ведь чертенок, — сказал я ему. — Ты откуда свалился?
Чип небрежно махнул рукой, указывая на горный склон, вершина которого упиралась в самое небо.
— Вон оттуда, — беззаботно ответил он.
Мы обменялись рукопожатиями. Его руки были в точности такими, какими я запомнил их с прошлого раза. Они совершенно не изменились, и казалось, что даже грязь на них была прежней. Да и сам он остался таким же, как прежде. Передо мной стоял шестнадцатилетний мальчишка, не по-детски рассудительный и к тому же чертовски своенравный. Все эти качества уживались в нем самым непостижимым образом. Еще никому не удавалось переспорить Чипа. Я имею в виду, что если такие попытки и предпринимались, то потом они благоразумно не возобновлялись, так как обычно и одного раза оказывалось вполне достаточно.
— Садись, — предложил я. — Значит, ты просто прошел несколько сотен миль и наткнулся на меня? Конечно, ведь это же плевое. Так как это тебе удалось? Неужели выучился щебетать по-птичьи и спрашивал у них, в какую сторону идти?