У судьи Тиррела было много интересов, но на старости лет он решил вернуться к скотоводству. Начинал свою жизнь на ранчо и закончить ее хотел там же. Частенько месяцами ему приходилось отсутствовать, но обычно он старался вернуться домой, когда заготовленное сено убирают в амбары.
На людях судья всегда был безукоризненно одет и держал себя соответственно. Но на ранчо позволял себе расслабиться. Даже здешнее его жилище больше походило на амбар, чем на жилой дом. Он как раз построил четыре больших амбара в ряд, когда старое покосившееся здание сгорело дотла. Любой другой на месте Тиррела, обладая его состоянием, ухватился бы за представившуюся возможность — пригласил бы хорошего архитектора, чтобы тот спроектировал в холмах великолепный особняк, но судья был человеком практичным и ненавидел показуху.
А поскольку для хранения сена, если его аккуратно закладывать, хватало и трех амбаров, четвертый Тиррел немного перестроил и превратил в жилой дом. В торцах здания сделал перекрытия, перегородки и получил три этажа уютных комнат. Центральная часть сеновала, оставаясь нетронутой, служила гостиной, столовой и залом для приема гостей. Пол в ней заменяла утрамбованная земля. Когда вечером зажигали лампы, ряды перекрещивающихся некрашеных балок и распорок отбрасывали беспорядочные тени. Вдоль одной из стен был сооружен огромный камин, в который можно было запихивать целые бревна. Некоторые из наиболее вежливых друзей, побывав в этой «гостиной», были слегка шокированы, но судью она вполне устраивала.
Еще больше он любил ездить верхом, а, объехав необозримые пространства своего ранчо, в конце дня наслаждался, сидя под гигантской елью, росшей перед домом-амбаром. Обычно такие высокие деревья встречаются по два-три на берегах ручьев в самой чаще леса, но этот гигант стоял в гордом одиночестве, широко разбросав свои серебристо-голубые ветки. У Тиррела был закадычный друг и любимая дочь, но никто и ничто не занимало его мысли так часто, как эта гигантская ель. Сидя под ее разлапистыми ветвями, судья чувствовал, как она тоже тянется к нему.
Ни на одном заседании в окружении важных людей он не чувствовал себя и наполовину таким могущественным, как тогда, когда отдыхал под высокой колорадской елью. Много лет назад, сжимая ногами бока мустанга, он увидел это дерево и тогда же поклялся себе, что когда-нибудь на этом месте построит ранчо. Поэтому оно было для него словно сказка. Сидя на стуле, он одним взглядом мог обозреть все окрестности от высоких гор, окутанных зеленью лесов, как мехом, с белыми снежными мантиями, до далекого городка в долине Голубой Воды, который изо всех сил пыжился и важничал.