— Допустим, все это правда, — согласился наш добряк, — но я не вижу, чем двадцать пар башмаков лучше одной, которая не жмет. А что касается одежды и пищи, то человеку необходимо что-то надевать на свое тело и что-то есть, чтобы поддерживать силы, но…
— Это как раз относится к тебе, Слоуп, — вмешался Блонди, — ты у нас — чемпион мира по тому, что можешь перенести.
— Подожди минутку, — перебил я его, — по-моему, он еще не закончил мне отвечать.
— Продолжай, Слоуп, — предложил Блонди.
И он продолжил:
— Это правда, что Бонанза всем известен в Потсвилле, но не думаю, чтобы люди его любили. Когда сегодня он шлепнулся в пыль, все только над ним смеялись.
Речь друга меня довольно сильно поразила. Я хочу сказать, что все в ней цеплялось одно за другое и логично сводилось к одному, как вы тоже могли заметить. Тем не менее я возразил:
— Смех никого не убивает. Это не камень и не пуля.
— Ты так думаешь? — спросил он. — Ну а я предпочитаю пулю насмешке одного парнишки!
Я понял, что он имел в виду, потому что знал, как смех может ранить и обжечь душу человека.
— Ты попал в точку, Слоуп, — признал я. — И все-таки посмотри на Бонанзу. Может, день у него сегодня получился и не очень удачный, но вечером он будет есть бифштекс из вырезки с салатом и накостыляет своему повару по шее, если будет что-нибудь не так. Потом спокойно уляжется в свою мягкую постель. И проснется с целой кучей новых планов, как нас всех взорвать. У него пятьдесят пар рук, готовых работать как черти, чтобы сделать то, что он скажет. Ему не нужно быть сильным и храбрым. Просто он должен быть хитрым. А теперь посмотри на себя. У тебя руки чистые, но…
— Извини, что я перебиваю тебя, — подал голос Слоуп в своей обычной вежливой манере. — Боюсь, ты хочешь привести меня в пример, но я не имел в виду себя.
— Ну конечно, ручаюсь, у тебя целый список собственных злодейств и черных мыслей, — усмехнулся я.
Он замедлил шаги так, что почти остановился, и, подняв несчастное глупое расстроенное лицо к небу, проговорил:
— Ах да, Рэд! Я делал такие вещи, что из-за них просыпаюсь по ночам. Я был жесток и себялюбив, страдал от зависти… но не хочу думать о собственных проступках. Боюсь смотреть им в лицо даже при ясном свете дня!
Ну, знаете, если этот бедняга считал себя плохим человеком, то что же сказать насчет нас с Блонди? Несколько возмущенный этой мыслью, я предложил:
— Ну, давай сойдемся на том, что ты лучше Бонанзы и…
— Нет, не говори так! — запротестовал Слоуп и поднял руку, будто защищаясь от удара. — Я не хочу, чтобы меня сравнивали с каким-нибудь несчастным, Рэд. Я не лучше никого, а только хуже того, каким должен быть.