Парируй его трюки с разумом своими собственными, велела я себе.
Данте говорил, что управление разумом было моим лучшим оружием. Он сказал, что в этом я лучше почти любого знакомого ему Нефилима. Я смогла обмануть Патча. И сейчас смогу одурачить Баруха. Я создам свою собственную реальность и запихну его в нее так глубоко, что он даже не поймет, что на него напали.
Зажмурившись, чтобы заблокировать коварное бормотание Баруха, вынуждающее меня произнести текст присяги, я катапультировала себя в его голову. Моя уверенность была продиктована знанием, что сегодня я выпила дьявольскую силу. На свои собственные силы я не рассчитывала, а дьявольская делала меня значительно более мощной версией самой себя. Она усиливала мои природные данные, в том числе и способности к управлению разумом.
Я бежала по темным извилистым коридорам сознания Баруха, закладывая взрывчатку одну за другой. Я работала так быстро, как только могла, зная, что если допущу хоть одну ошибку, если дам ему малейший повод заподозрить, что я перекраиваю его мысли, если оставлю хоть какое-то доказательство своего присутствия…
Я выбрала ту единственную вещь, которая — я знала — привлечет внимание Баруха: Нефилимы.
Армия Черной руки! Мои мысли в голове у Баруха возникали подобно взрывам. Я атаковала его разум видением врывающегося в комнату Данте, в сопровождении двадцати, тридцати — нет! — сорока Нефилимов. В его подсознании я сыпала картинками их горящих яростью глаз и сжатых в кулаки ладоней. Чтобы сделать видения наиболее убедительными, я заставляла Баруха думать, что он видит, как Нефилимы берут в плен его людей.
Но, несмотря на все это, я чувствовала сопротивление Баруха. Он оставался неподвижным, не реагируя так, как должен бы в окружении Нефилимов. Я боялась, что он заподозрил сбой, и ринулась вперед с еще большим натиском.
Нападаешь на нашего лидера, нападаешь на нас, на всех нас. Бросалась я ядовитыми словами Данте в голове у Баруха. Нора не присягнет тебе на верность. Ни сейчас, и никогда.
Я создала картинку, как Данте выхватывает кочергу из стойки у камина и втыкает ее в шрам от вырванного крыла на спине Баруха. Я засунула этот яркий образ глубоко внутрь его сознания.
И прежде чем открыла глаза, я услышала, как Барух рухнул на колени. Он упал на четвереньки и сгорбился. Его лицо исказило выражение глубокого шока. Глаза потускнели, а в уголках рта выступила слюна. Руки его потянулись за спину, хватая воздух — он пытался вытащить кочергу.
Я выдохнула с облегчением и усталостью. Он купился. Он купился на мой трюк с разумом.