— Клянусь тебе, Патч, принять твою любовь и почитать ее. А взамен отдаю тебе свое тело и свое сердце — все, чем я владею, отдаю тебе. Я твоя. Целиком и полностью. Люби меня. Защищай меня. Дополняй меня. И обещаю делать то же самое.
Он надел кольцо мне на палец.
Неожиданно Патч дернулся, как будто мощная сила тока прошла по его телу.
— Моя рука, — тихо сказал он. — Моя рука, она…
Его взгляд встретился с моим. Вспышка замешательства отразилась на его лице.
— Мою руку покалывает там, где смешалась наша кровь.
— Ты чувствуешь? — спросила я, слишком напуганная, чтобы поверить, что это могло быть правдой. Боясь надеяться. Боясь, что волшебство прекратится, и его тело вновь перестанет чувствовать меня.
Нет. Это то, что подарил мне Бассо.
Патч, падший ангел, мог чувствовать. Все мои поцелуи, каждое касание. Мое тепло, силу моей реакции на него.
Он издал звук, который был одновременно и смешком, и стоном. Изумление осветило его глаза.
— Я чувствую тебя. — Его ладони скользили вверх по моим рукам, торопливо исследуя кожу, обхватывая лицо. Он поцеловал меня, крепко. И задрожал от удовольствия.
Патч сжал меня в объятиях, и я завизжала от радости.
— Пойдем отсюда, — пробормотал он, и глаза его горели желанием.
Я обняла его за шею и спрятала голову в изгибе его плеча. Его тело было твердой гарантией, теплой противоположностью. И теперь он тоже мог чувствовать меня. Жар предвкушения распространялся у меня под кожей.
Вот же оно. Вместе. Навсегда.
Когда мы уходили прочь, солнце согревало мне спину, освещая путь перед нами.
Я знала, что это хороший знак — лучше просто не бывает.
Три года спустя
Лощина Ходдер, графство Ланкашир. Англия
— Ладно, ты выиграла, — выдыхаю я, вставая со стула и с восхищением глядя на Ви, которая вошла в ризницу церкви, приподнимая подол достигающего пола шелкового серебристого платья. Свет из витражного окна, казалось, придал ткани металлический оттенок. — Знаю, я просила тебя придерживаться традиционного белого, но была не права. Ви, ты изумительна.
Она покружилась, хвастаясь высокими ботинками на шнуровке, которые я не видела со школы.
— Кое-что старое, — сказала она.
Я прикусила губу.
— Кажется, я сейчас заплачу.
— Ты же поймаешь мой букет, да? А потом отдашь мне, когда никто не будет смотреть, чтобы я смогла, как полагается, его засушить и вставить в рамку — а потом ты сможешь дразнить меня всю оставшуюся жизнь за то, что я такая сентиментальная дура.
— Я Нефилим. Этот букет окажется в моих руках раньше, чем другие твои подружки успеют понять, что ты его бросила.