О войне той страшной, о храбрости казачьей, об удали русской много чего сказано. А вот был среди войска нашего один старый сотник – от боя не бегал, при штабах не тёрся. За сороковник уже – наград полна грудь, да, видать, пуля и меж крестов Георгиевских дырочку нашла.
Вынес его умный конь, подхватили товарищи верные, перевязали да с тяжёлой раною, по приказу атаманскому, из похода домой и отправили. Ну а для ухода медицинского, да чтоб в пути нескучно было, подарили ему казаки гарем!
Маленький такой, компактный – в три жены, у мурзы турецкого отбитый. Вроде сотнику то и без надобности, однако ж и друзей боевых отказом обидеть грешно – от души старались люди. Взял подарок. Вот о том и сказка будет…
Едет он домой в телеге новенькой, вокруг девки молоденькие, симпатичные хлопочут – брови сурьмлёные, шаровары зелёные, платьица тонкие, голоса звонкие, прикрыты вуалями, но кажная с талией! То исть хоть поглядеть, а уже приятно.
Заботятся о сотнике, перевязки меняют, по пути пловом потчуют, сладости восточные в рот суют, танцами чудными, с пузом голым, развлекают – плохо ли?! Вот и попривык казак, расслабился, важным мужчиной себя почувствовал.
Да тока рано ли, поздно ли, а добрались они с гаремом до станицы родимой. К ночи в ворота стучат, в хату просятся, а в хате вот те на, не кто, а – жена!
Не какая-нибудь турчанка дарёная, а супруга законная, православным обычаем венчанная, перед Богом и людьми единственная! А ну как объяснениев потребует? Виданное ли дело: трёх жен привести, когда и своя-то жива-здорова?! Неаккурат чегой-то получается…
Ну, сотник с порога – руки в боки, кулаком по столу, каблуком об пол. Кто, мол, хозяин в доме?! Казачка с ним не спорит, гостей в горницу приглашает, накрывает стол, идёт баньку топить. Сотник перекрестился тайком, думает, свезло-то как, от какого скандалу избавился, на всю округу шум быть мог. Взял он бельишко чистое да в баньку с дороги, а жена евонная рукавчики засучила и всему гарему говорит:
– Значитца, так, девоньки, сидите-ка вы в хате, я с супругом нашим сама, полюбовно потолкую. А кто с сочувствием полезет, уж не обессудьте, рука у меня тяжёлая.
Ну средь мусульманок дур ни одной не оказалося, а чтоб кучно, всем коллективом, казачку завалить, энто им в голову не стукнуло. Бабья солидарность, она – штука тонкая, тут кажная сама за себя. Смирно сидят, бублики едят, чаем балуются, меж собой не ревнуются, шушукаются негромко, результату ждут.
А жена сотникова в предбанничек голову сунула да и вопрошает тоненько:
– Чего изволит муж и господин наш?