Полно вам, снежочки, на талой земле лежа-ать, —
завёл атаман, сидя у костра. Лица станичников светлеют, ведь с доброй песней и дышится легче.
Полно вам, казаченьки, горе горевать, —
дружно подхватили те, кто поближе.
Полно вам, казаченьки, горе горевать,
Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу-у!
Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу,
Будем привыкать мы к азиатской стороне-э!
Эх, будем привыкать мы к азиатской стороне,
Казаки-казаченьки, не бойтесь ничего-о-о…
А и вправду, чего бояться казаку? На своей земле живём, чужого не просим, по миру не побираемся, хозяйствуем, как можем, детей растим, а при первой же опасности – с верной шашкой на коня и галопом на любого ворога! Не себя защищая, а всех и каждого, кто в беду попал, кому помочь требуется, кто в суды да законы не верит, в рабской доле жизни не видит, для кого казачий посвист последняя надежда…
Слаженно, душевно поют станичники. Тихо щиплют траву стреноженные кони, горят в ночи яркие костры, а ветерок с Волги искры оранжевые до самых звёзд доносит. Сидят в стороне пленные басурманские воины, гадают: вот какого шайтана лысого их тупоголовому султану так понадобился новый гарем? И главное, какому иблису бесхвостому стукнуло в башку переться за этим гаремом именно на русскую территорию? Мало было других сопредельных государств, что ли?! Нет, надо непременно на Русь! А здесь казаки! И что теперь? Ведь сошлют за вооружённую агрессию куда-нибудь в Сибирь на каторгу, лес валить, у волков хвосты отмороженные по тайге подбирать. О, Аллах, избавь от такой судьбы нас, людей восточных, теплолюбивых, мы больше не будем, нас заставили, э-э…
Воевода-то с десятком воинов сбежал, помните? Бегал он быстро, тренировался, наверное. А за ним и разведчик Карашир увязался, и другие, кто успел. Запыхавшиеся, растерянные, но оружие не потеряли, значит, воинами остались. Каждый знает: затаившийся зверь – опаснее…
Воевода на пенёк сел, дыхание выровнял, ятаган свой в руках покрутил, ища, кого бы зарезать, душу отвести, да не успел. Вспыхнула красными глазами слоновья голова на рукояти клинка, и в тот же миг повисло прямо в ночном воздухе суровое лицо султана Халила.
– Ну, что там у тебя, дорогой мой? Давай уже докладывай, да…
– Мы… разбиты, – склонив голову, с трудом выговорил воевода, а щёки султана заметно налились краской ярости.
– Что ты сейчас сказал? Моё непобедимое войско разбито? И кем?!
– Казаками…
– Слушай, я тебя сейчас сам убью. Вот честное слово, – задумчиво пообещал султан. – Видишь, какая у меня перчатка волшебная? Это из кожи с руки самого чёрного мага! Я по ней с тобой говорить могу, могу тебя найти везде, могу испепелить вот прямо тут, хочешь?