Сотник и басурманский царь (Белянин) - страница 4


А хитрый старый работорговец гнал и гнал коня до самого Басурманского султаната. Там уже отдышался, опомнился, в ближайшей чайхане запрещенным вином отпоился, нервозность притупил и твёрдо решил, что с беспределом казачьим надо что-то делать. Сколько можно на его караваны нападать, пленников отбивать, так и вообще скоро вся работорговля на корню завянет, и как дальше жить прикажете, э?!

Ну, выпил он, видать, лишнего и притупил неслабо, потому что за справедливостью пошёл во дворец самого султана! А басурманский султан, Халил его звали, был человеком суровым, большим да толстым и по-своему даже общительным. Принимал ласково, персиками угощал, халвой делился, но чуть что не по нему, сразу голову с плеч рубить! Да и чего похуже мог отчекрыжить, не постеснявшись. Восточный деспот, сами понимаете, они там все такие…


И вот идёт премудрый Бекул-ага, бородёнкой трясёт возмущённо, глазки от пыли да алкоголю соловенькие уже, но себя кулаком в грудь стучит несильно, чтоб не ушибиться, и всё громче на проклятых казаков управы требует. Подошёл он к султанскому дворцу – высоченное здание, этажей в пять будет, ей-богу! Дал стражникам по монетке, чтоб в предбаннике не томили, да и шасть внутрь. Благо в тот день у государя особых дел не было, и как ему визири доложили про визит с последствиями, он сразу ножками засучил:

– Рабаторговец, гаваришь, да? Жён мне хател новых привезти, а ему не дали? Очень интересная история. Паучительная история, прямо записать нада. Ну зови, зови его, всё сам хачу паслушать. Э-э!

Стражники копья раздвинули, и пал к ногам владыки на пёстрый восточный ковёр горько обиженный в России честный работорговец. Без стыда крокодильими слезами обливается, на груди рубашку рвёт, по чалме кулаками стучит, сам себе щёки осторожно царапает и стенает дюже жалостливо, на персидский манер:

– Вай мэ, вай мэ! Совсем меня, сироту, ограбили, товар отняли, чести лишили-и…

– Слушай, пагади, а? – султан поморщился. – Давай ещё раз, медленна. Ты сирота?

– Мне шестьдесят два года, о владыка неба и земли! Конечно, сирота уже…

– А как тебя чести лишили?!

– Э-э… это образное выражение, фигура речи. Ограбили меня!

– А, эта я понял уже… Что у тибя отобрали, сирота шестидесятидвухлетняя?

– О, опора праведных и бич всяких меньшинств, – продолжая кланяться, старый хитрец потихоньку-потихоньку подползал поближе к трону, – я укра… купил! Купил тебе в гарем целых деся… двенадца… двадцать и восемь, двадцать девять роскошных русских красавиц! С телом белым, как снег, с волосами золотыми, как солнце, с ресницами длинными, как… как не знаю что, но ты представил да? То есть очень все такие симпатичные! И добрые, главное, да, сами умоляли меня их купить, так хотели лицезреть тебя, о мой повелитель! Веришь, нет?!