— Люд, Сонька с Юлькой опять допекают Мишку.
Жещина отключила сигнализацию, зажала телефон у уха плечом, открыла дверь машины и села на водительское кресло, положив документы рядом.
— А Стас что?
— Стас смеется, говорит, учись Миха — свои скоро будут.
Людмила улыбнулась. Все-таки она нашла отличную охрану детям. Оба — замечательные мужики.
— Люд, Игорь тебя не трогает? — осторожно серьезно спросил мальчишка.
Она расстроилась. Недели три назад Игорь заявлялся к ним в квартиру, Стас тогда не запустил, только Темка все слышал и теперь не только знает правду, но и не осуждает ее. Так странно.
— Нет, малыш. Он меня не трогает.
— Хорошо.
Артем откинулся на подушку.
— Я вечером поздно буду.
— Знаю. Я покормлю.
— Пока.
— Пока.
Отключил телефон. Из зала слышался возмущенный писк двух девчонок, наверняка Мишка вверх ногами опять обеих держит. Он понимает, что его, собственно, ради этого мгновения бесежа и донимают две мелкие? Кто его знает. Мальчишка снова открыл свою книгу. Чтение — единственное, что спасало от боли, когда он читал, он не думал о них. Он даже имен их мысленно произнести не мог.
Люда тоже не могла, он точно знал, что не могла, только ей было хуже. Тетка искренне уверена, что он узнал об истинной причине ее отношений с тем мужиком лишь недавно. Он не стал ее переубеждать, просто дал понять, что все в порядке. Совесть и честь Соньке с Юлькой на хлеб не намажешь и в садик не оденешь.
***
10 ноября
Суббота
— Ребенок, ты которую уже по счету работу сменила из-за своего Сережки?
— Эта была только третья.
Татьяна фыркнула.
— Кошмар. Анн, какие мысли?
— Надо ему что-то, — философски изрекла пожилая женщина, щурясь через очки изучая афишу.
— Вот.
Нина улыбнулась и пожала плечами. Вообще говоря, она знала, чего он хочет, только просить ее никогда не станет, помятуя о страхах жены. Она и сама уперто продолжала поддаваться на его странные предлоги, из-за которых приходилось увольняться. Отказать Сережке, кажется, было невозможно. Он был восхитителен, неподражаем и безгранично обаятелен. Она частенько наблюдала как люди расплывались от симпатии и восторга, если он того желал, и сжимались перед ним, если он не испытывал особой приязни и не стремился скрыть сей факт.
— Ты знаешь, чего он хочет, верно? — порой ее мать была чересчур проницательна. Нина не стала отрицать, кивнула.