Когда машина, взревев мотором, развернулась и рванула в лесную гущу, на восток – стрельба прекратилась. Враг потерял нас из виду, мы потеряли из виду врага. Всем хорошо, все довольны!
Один только я сижу и ошалело прокручиваю в голове образ перекошенного лица польского солдата, занесшего над головой саблю. Руки трясутся, в голове сумбур, цвета пляшут, словно в серое состояние впасть хочется…
– Вашу мать, ну как вы умудрились допустить такое?! У меня на затылке глаз нету, чтобы врага заметить! А вы, толпа здоровых мужиков, и никто не заметил поляка! А? – Крик был скорее не только упреком, а и путем выхода адреналина и сброса нервного возбуждения. На волоске от смерти был! Полметра до остро заточенной сабли! Из-за чьей-то глупости! Ой, мать, мать, мать…
– Товарищ лейтенант, он не бежал за тобой через всю поляну. Он выскочил откуда-то сбоку. Я даже не понял откуда. Мы не смотрели туда и не видели его… Мы по врагу стреляли, – жестикулируя слегка дрожащими руками, начал оправдываться Юра. Маневр поляка и моя возможная смерть его зацепили. Сильно так зацепили. Боится, курилка, потерять единственную серьезную зацепку за жизнь в этом мире.
– А-а-а-а. Плевать… Все целы? – Бойцы поочередно отчитались. Раненых нет, убитых нет. – Ну, слава богу… А вы, товарищи летчицы, в порядке?
– Да, товарищ первый лейтенант, – бодро отчеканила кареглазая. – Старший лейтенант Елена Цебриенко.
– Старший сержант Маргарита Виноградова.
– Первый лейтенант Майкл Пауэлл. – Представились, познакомились. Вот и славно. БТР сильно тряхнуло, и я прилично приложился головой о борт. – Shit! I hate that fucking uncomfortable piece of junk![38]
– Actually, armored piece of junk, sir![39] – хохотнул капрал.
– Бронированный, говоришь? Look. Is it armor?[40] – Я потыкал пальцем в пробоины в борту. Это, кстати, мы же и постарались, когда колонну в поселке били. А враги еще не успели новых дыр наделать, что не может не радовать. Народ посмеялся над незатейливым юмором, маленько всех отпустило.
– Товарищ первый лейтенант…
– Можно просто Пауэлл, или Майкл. Как вам удобнее… – попросил я, нахально прервав обращение старшего лейтенанта.
Между нами завязался разговор. Летчицы, сначала только Елена, а потом и Маргарита, расспросили о том, как, откуда и почему мы примчались. Я без утайки рассказал обо всем: о том, как трясущимися руками подавали сигнал перед ракетной атакой, о том, как с замиранием сердца вся наша братия наблюдала за неравной схваткой в небе, и конечно же о нашем общем решении идти на помощь выпрыгнувшим из подбитого штурмовика летчикам. Немного повосхищались серьезными достижениями всего пары штурмовиков, вышедших против целого роя вражеских истребителей. Сказал, что поражен тем фактом, что отважными летчиками-асами оказались молодые симпатичные девушки. За такой подход меня влет отбрила бортстрелок Маргарита: «Не одним вам, мужчинам, геройствовать! Мы тоже кое-что умеем». Постепенно разговор перешел на глухую военщину. Я спрашивал летчиц о данных авиаразведки и их личных наблюдениях за время вылетов, которых, стоит заметить, было совершено аж целых пять! Они же расспрашивали меня об успехах наземной части операции и о том, где и как развиваются дела: с неба не все видно, не все можно охватить. Да и зачастую то, что удается увидеть и понять, – цель, подлежащую уничтожению ударом с воздуха. В конечном итоге, сведя воедино факты с неба и земли, я пришел к приятному выводу – дивизии из-за болота выйдут. Движение сил уже началось, истребители одной из эскадрилий перешли к обороне воздушного пространства над гатью, а значит, по ней кто-то пошел.