— Что там?
— Я снова посмотрела доклады ФБР по анализу вещественных доказательств. В тканях — остатки препарата, который обычно дают пациентам, проходящим лучевую терапию. И еще следы препарата под названием ацепромазин.
— И в чем странность?
— В том, что ацепромазин — ветеринарный транквилизатор.
Судя по голосу, Скалли почти спала, но Малдер тут же сел как ошпаренный.
— Так. Теперь мне не заснуть.
Он встал и вышел. Скалли его окликнула:
— Малдер?
Он был в ванной, плескал себе воду в лицо, когда увидел в зеркале Скалли. Она стояла у него за спиной, завязывая халат.
— Малдер, что это ты делаешь?
— Откуда взялся ветеринарный транквилизатор в образце ткани из отрезанной человеческой руки?
Она пожала плечами, закатила глаза к потолку:
— Вот убей меня, даже догадок нет.
— Он сказал, что слышал собачий лай.
— Кто слышал?
— Отец Джо.
Малдер открыл аптечку, вытащил безопасную бритву и банку крема для бритья. Закрывая ящик, он снова увидел Скалли в зеркале — она озадаченно хмурилась.
— Что ты делаешь, Малдер? — спросила она снова.
Он набрал в руку крем и начал размазывать по бородатому лицу.
— Это транквилизатор, который дают собакам? — спросил он.
Но она не ответила, а заговорила совсем о другом:
— Малдер, этот твой тип, отец Джо, — это фальшивка. Он свои «видения» высасывает из пальца и заставляет тебя ломать голову, как бы их увязать друг с другом. Стандартный фокус, чтобы без мыла втереться — следующим номером будет эстрадное чтение мыслей.
— Когда я вижу, как человек капает на снег кровавыми слезами, — ответил Малдер, залепляя лицо кремом, — на месте преступления, которое он узнал, хотя никогда там не был… мне приходится слегка подумать и сказать, что, может быть, это не способ втереться в доверие? Ты ведь меня понимаешь?
Она наклонила голову набок, прищурившись:
— Кровавые слезы?
— Кровавые слезы. Как их подделать?
Она пожала плечами:
— Не знаю я, как это можно подделать, Малдер. Не знаю также, не является ли этот феномен показателем патологического состояния организма или результатом жизни, полной разврата и распущенности… впрочем, одно ведет к другому. Но что я знаю — что есть предел, до которого одержимость может влиять на исход безнадежного дела.
У него не было настроения это слушать. И он стал бриться. Она сказала ему очень бережно:
— Именно это ты мне только что говорил.
Он, можно считать, сказал ей, что она пытается спасти больного мальчика, чтобы так вернуть Вильяма. Сейчас она ему говорит, что он хочет спасти пропавшую сотрудницу ФБР, чтобы так «найти» свою сестру.
Он мог бы разозлиться. Мог бы сказать «чушь». Но он ответил сдержанно: