– Ничего тетка, красивая, – не удержался Хам.
– Не то слово, – поддержал его Серьга.
Хам выбрался наружу, услужливо пропуская в салон женщину.
– Садись, – донесся вкрадчивый голос Луки.
Машина качнулась и наполнилась ароматом хороших духов и женского тела.
Впервые за все время после смерти Камасутры у Лентяя вдруг перехватило дух. Он до смертельной тоски захотел прикоснуться губами к мочке уха, виску, губам этой красотки…
– Поехали, – охрипшим от волнения голосом приказал он.
– Мне с вами надо, – заволновался Лука.
– Зачем? – не понял Лентяй.
– Она теперь будет слышать, и выполнять только мои команды.
– Точно гипнотизер! – с восторгом выдохнул, усаживаясь справа от женщины, Хам.
– Ты поедешь на моем месте, – повинуясь странному порыву, сказал ему Лентяй и вышел из машины.
Хам безропотно подчинился и пересел вперед. Лентяй уселся рядом с Мартой. Дыхание стало неровным, а сердце забилось с такой силой, что он невольно испугался, что его стук услышат дружки и все поймут.
– Так что мне делать? – напомнил о себе Лука. Он продолжал стоять, согнувшись у открытой дверцы машины.
– А что ты можешь? – охрипшим от волнения голосом спросил Лентяй.
– Могу здесь вывести ее из этого состояния, но неизвестно, как она себя поведет. Марте сегодня до обеда дали лошадиную дозу одного препарата, который развязывает язык, но к моему приходу она уже пришла в себя. Так что не знаю, что будет, когда проснется…
– Она разве спит? – встрепенулся Серьга.
– Так я называю это состояние, – пояснил Лука.
– Поехали, – махнул ему рукой Лентяй и, как бы невзначай, положил ладонь на бархатистое колено Марты. Она никак не отреагировала на это.
«Нет, она будет моя!» – твердо решил Лентяй, напрочь забыв, что вначале видел в ней и ее друге гипотетических союзников.
– Ты так и не сказал куда, – напомнил ему из-за руля Серьга.
– Знаешь дорогу на Староховскую? – спохватился Лентяй.
– Дальше можешь не говорить, – трогая машину с места, ответил Серьга. – К Фатиме?
– Кто бы сомневался, – пристегивая ремень, сказал Хам.
– К ней, – подтвердил Лентяй и переключил все свое внимание на Марту.
Она сидела, слегка и даже грациозно навалившись на спинку кресла. В зеленых глазах, странная усталость. Молодая женщина словно вспомнила что-то важное из своей жизни и замерла, боясь потерять восставший образ или событие, да так и осталась с этим выражением на лице.
Черные, с отливом волосы не были ни уложены, ни расчесаны и казались слегка смоченными водой. Но эта небрежность лишь еще больше подчеркивала безукоризненную правильность каждой черты ее лица.