, что революционная масса относится с большой ненавистью к представителям русского духовенства, считая, что жандарм и священник — наиболее презираемые личности свергнутого режима, наиболее ненавистные… Народ говорит: «Жандарм и поп — один недуг!»»
Однако, осуждая православную церковь, монсеньёр Д’Эсте стремится прежде всего извлечь из создавшегося положения выгоду для католической церкви. Д’Эсте верит, что ненависть русского народа к его духовенству будет расти, что она «как пожар пройдёт по безграничным просторам российских земель, уничтожит там схизматический недуг, выжжет этот вид прегрешений и блуда в вере, как выжигается зло злом и адский блуд — огнём пекла».
Михаил Сойка спрашивает:
— И там возникнет религиозная пустыня?
— Нет, милый, — спокойно отвечает своему воспитаннику монсеньёр Д’Эсте. — Опыт прошлого учит нас, что масса боится религиозной пустыни. Масса скоро затоскует по новой церкви. А кто же больше подготовлен к оправданию этих ожиданий, чем святая католическая церковь? Кто более призван к успокоению тех надежд на просторах Российского государства, чем столица святого Петра, чем святая воля Рима?
И здесь монсеньёр Д’Эсте обращается к отцу Сойке со следующими словами: «Захватить весь большой Восток Европы, протянуть руки к Уралу, в глубь Азии, далеко-далеко к Дальнему Востоку, к берегам Тихого океана! Привести под опеку святой церкви, апостола Петра все азиатские народы! Чтобы один руль и воля, чтобы один пастырь и одно стадо!.. «Чтобы один бог на земле!..» Далёкий это, на сотни лет рассчитанный процесс, но путь к нему открыт. И представим себе, что он победит в первые века в границах Русского государства, среди народов России, — сто шестьдесят миллионов верующих! Разве мало этого? Разве перспектива такого приобретения не пьянит сердце верного сына церкви?»
Однако, увлечённый идеей захвата новых «подмандатных Ватикану» территорий, монсеньёр Д’Эсте, а с ним и молодой Сойка побаиваются, как бы революция не выплеснулась за пределы России. Сойка чувствует, как растущий гул разносится по миру подобно половодью, как ширится страшный крик, грозящий гибелью «церквам, богам, сойкам… И сойкам тоже… И сойкам тоже…».
Монсеньёр Д’Эсте сдержанно сообщает своему воспитаннику, что его хотел бы видеть прелат Лотти из конгрегации пропаганды веры[3].
Живущий вместе с Сойкой в маленькой монастырской келье брат Альберто рассказывает непосвящённому богослову о «пропаганде». Под её руководством работают в Риме сотни служащих в рясах, тысячи связных снуют между Римом и провинциями, десятки тысяч миссионеров путешествуют по всей земле, пробиваясь в самые далёкие пустыни. Обрабатывают там сердца самых малых детей божьих, наивных дикарей, чтобы сделать из них послушные орудия христовой правды и власти Рима.