Кадан возвращался в степи в хорошем настроении. Так было всегда после долгого пребывания в Русском улусе. Он сам себе не мог объяснить почему, но скрипучий снег под ногами, бесконечные хвойные боры, русские девки в длинных льняных одеждах будили в нем какую-то легкую грусть и становились чем-то родным, что всегда жаль покидать, отъезжая. Он познал это чувство давно, еще после первой долгой поездки в коломенское удельное княжество, где вот уже около сотни лет татары оседло жили своими поселениями и мешали кровь с русичами. Тогда его взял с собою начальник и друг детства одновременно Джанибек-хан, третий сын великого Узбека. Джанибек объезжал свои села, собирая доход с заселенных бывшими пленными славянских слобод, знакомил Кадана со старостами, ремеслами, что были насажены им там. Мед и воск, льняные холсты и вервия, ровные доски и древесный уголь, что был легок в перевозке и так хорошо согревал татарские жилища холодной зимой, — все это рождалось здесь на радость и прибыток молодому хану. После ознакомительной поездки он переложил на Кадана весь хозяйский досмотр, против чего молодой нойон не возражал.
Подружились они давно, Кадан встречал тогда свое двенадцатое лето. Амылеево стойбище кочевало вдоль Яика неподалеку от Сарайчика. Бабка молодого татарина Галия разрешила внуку проехаться по степи в поисках сайгаков или дроф. Не ради мяса, а только для того, чтобы приучать будущего хозяина десятков нукеров к смелости и самостоятельности. Потеряв на Руси трех своих сыновей, лишившись брата-близнеца Кадана Талтана, неизвестно зачем выкраденного из стойбища обманом сбродом татар и русских, Галия весь пыл женской любви перенесла теперь на единственного продолжателя их рода. Кадан не знал отказа ни в чем, но и отвечать с юных лет ему приходилось уже за многое.
Молодой кочевник отдалился далеко от юрт. Было раннее утро, солнце только вставало над горизонтом, еще не донимая мир одуряющим жаром. Высокая трава путалась под копытами жеребца, но достойной мишени для своих стрел Кадан пока не встретил. Он поднялся на высокий древний курган, чтобы осмотреться, и удивленно остановился.
По степи шла чья-то большая охота. Десятки загонщиков широким крылом гнали дичь на группу людей под бунчужным знаменем. А прямо у подошвы холма двое молча били ногами валявшегося на земле третьего. Тот изредка вскрикивал, но после очередного удара вновь замолкал.
Горячее сердце Кадана не выдержало. Он всегда был сторонником честных драк и ненавидел удары исподтишка или стычки нескольких против одного. Огрев коня арапником, юноша полетел вниз и прямо с седла начал крестить плетью спины стоявших: