— Я по-татарски не понимаю, Архип так перетолмачил.
— Мне надо к самому князю на подворье, Никодим. Срочно!
— Спознать могут, если кого из тех, что Ивана имали, на улице переймешь.
— Тюрбан на голову, повязку от пыли на лицо! Доберусь. Только ты со мной не езжай, так спокойнее будет. Архипу скажи, при боярине останусь, а там как князь порешит.
До шатров Симеона и его свиты Андрей добрался благополучно. Князь согласился принять его почти сразу. И он, и боярин Кобыла были обеспокоены арестом своего тайного осведомителя. Недоброжелатели московского князя делали все возможное, чтобы охулить сына Калиты и главного претендента на великое Владимирское княжение перед глазами великого хана и его эмиров. Если Иван не выдержит пытки и поведает о своей истинной цели пребывания в Сарае — гнев Узбека был бы неизбежен. Ближние бояре тщетно пытались найти хоть какой-нибудь выход.
Андрей повестил им о своем двойнике, об истории их разделения Иваном и Нури. Неожиданно для всех предложил свой, более чем рискованный план вызволения дяди:
— Мне нужно двое-трое, хорошо говорящих по-татарски и внешне на них смахивающих. Сам я с детства его знаю, да и дядя постоянно со мной болтал. Добрый конь нужен, справа дорогая, одежда. И несколько монет золотых, татарских.
— Что задумал, повести поподробней! — потребовал Симеон.
— Я знаю о брате почти все. Подъеду со свитой к тюрьме поздно вечером, скажу, что хочу забрать ворога и месть кровную за отца свершить безо всякого суда ханского. Мзду тюремному сторожу дам. Он меня должен признать, коли был на площади. Коли нет, велю джандара призвать, который дядю имал. Уболтаю, на коня и в степь, оттуда на Русь. Вы ж Архипа с его людьми тоже из Сарая отправьте, искать их нехристи зачнуть немедля.
Повисла тишина. Князь был явно ошарашен таким планом избавлением кили-чея. Боярин Андрей молвил первым:
— А коли не уболтаешь?
Теперь уже Андрей надолго замолчал. Боярин повторил вопрос, потом испытующе спросил:
— Возможешь и сторожа, и джандаров посечь? Вместе с Иваном и его дружком татарским? Все одно их пытки лютые и смерть ждут, коли вживе останутся. Смертию своей только на благо Руси напоследок послужит. Возможешь?
Не в силах разверзнуть уста, Андрей лишь потерянно кивнул головой. Боярин же продолжил:
— Но и это не все. Коли и тебя здесь или в степи тоже будут имать, возможешь живым в руки не даться? Ты ведь тоже многое ведаешь, что для Симеона Ивановича хуже сотни наветов суздальских либо тверских.
— Не дамся, княже! — повернувшись в сторону молча внимавшего за беседой московского князя, страстно заверил юный слуга. — Сам себя заколю!