— Так было когда-то, но сейчас у них столько царей, что они начали мешать друг другу. А иностранцы, по крайней мере, не лезут в цари.
— Зато они лезут в императоры! — проворчал Чжан.
— Я вижу, что у нас с вами дело не получается, мой друг Чжан, — сказал Бэрджвайн. — так что не стоит терять время. Разъедемся друзьями, и попытайтесь договориться лично с Уордом. Но не думаю, чтобы вам это было выгодно… Прощайте, друг мой!
Раздалось гулкое цоканье копыт по шлифованным камням моста. Бэрджвайн уехал.
— Что же ты стоишь? — прошептал Фын. — Проси небесного начальника, чтоб он взял нас с собой.
— Это не небесный начальник, — ответил Ю, — это изменник.
— Какое нам дело? Он довезет нас до тайпинских постов.
— Нет, Фын, я не пойду к нему. Я его давно знаю. И, кроме того, отец не пришел…
— Что же нам делать?
— Я думаю, ждать. Больше ничего не остается.
Ю взобрался на свою повозку и погнал лошадей обратно в город. Зарево стало уменьшаться. Вероятно, склад сгорел целиком. Проезжая мимо храма, в котором жили пленные, Ю увидел, как Маканайя гонит колонну бывших тайпинов по дороге. Шли они с закопченными лицами и руками и несли ведра, багры и крючья. Ю рассчитывал, что стража побежит гасить огонь и оставит храм без присмотра. Но Маканайя оказался хитрее. Он повел пленных тушить пожар. Вот почему отец не пришел…
План Ю рухнул. Но мальчик не думал об этом. Весь обратный путь ушел у него на составление новых планов побега.
«Бэрджвайн собирается бежать к тайпинам?..»
В августе войска Ли Сю-чена подошли к Шанхаю.
В городе началась паника. Английские канонерки стояли под парами на середине реки Хуанпу. Большие китайские корабли пришвартовались вдоль набережной так, что почти перед каждым домом стоял корабль, готовый к бегству. По ночам небо на западе алело от пожаров. Американские «добровольцы» в широкополых шляпах гарцевали по городу верхом, держа винтовки наготове. Круглые сутки не смолкали барабаны европейской морской пехоты. То и дело раздавались выстрелы — это «добровольцы» стреляли в подозрительных. Подозрительными большей частью оказывались крестьяне из окрестных деревень. Их сгоняли в город, а дома сжигали. Люди шагали по дорогам, толкая огромные тачки с парусами. Из тачек слышались голоса женщин и детский плач. В Шанхае начинался голод. Появилась холера.
Восемнадцатого августа город дрогнул от пушечных ударов. Стреляли европейские гаубицы по пустынной местности, пересеченной каналами. Гранаты рвались на брошенных рисовых полях и разносили в щепки и без того уже сгоревшие крестьянские дома. Кому-то почудились на западе тайпинские флажки…