Эта священная червоводня — чистое, залитое солнцем помещение, в котором на бамбуковых полках лежат бумажные листы с мелкими яичками. Полки там бамбуковые, потому что бамбук не имеет запаха, а черви вообще не выносят никаких запахов и даже не любят громких разговоров. Инь-лань и Гань-цзы разговаривают в червоводне вполголоса и прикрывают рты ладонями.
Червячки капризны. Чтобы яичкам было тепло, Инь-лань молится перед грубым изображением богини червячков, и просит ее, чтобы все было хорошо.
Из яичек вылупливаются червячки. Их кормят листьями шелковичного дерева. Чтобы выкормить это небольшое количество червей, нужна тонна листьев.
Проходит тридцать два дня.
К потолку червоводни подвешиваются слабо связанные пучки соломы, и на каждый из них сажается целая пригоршня червяков.
И вот солома начинает оплетаться тончайшими серебристо-серыми нитями. Инь-лань и Гань-цзы смотрят на них с благоговением. Пять дней ткется эта тонкая паутина. Женщины ходят кругом на цыпочках.
Ткется шелковый кокон. Червячки — это будущие личинки бабочки-шелковины. Серебристо-серые нити — это драгоценный шелк-сырец. Его распарят в горячей воде — и во всех деревнях на Янцзы загудят древние, крепкие станки, на которых производится размотка шелка. Это кропотливая, долгая работа. Тяжелые, великолепные, затканные узорами шелковые материи для членов императорского дома в Пекине ткутся в тех же деревнях и маленьких городишках на ручных станках.
Как говорят мудрены: «Время и терпение превращают шелковичное дерево в шелковое платье».
Но плохо, когда люди зависят от червячков. Плохо, когда червячки родятся красноватыми и не хотят есть…
А на площади, возле кумирни, разложил свои товары Фу. Он сидит под зонтиком, в очках, важный, как чиновник, среди мешочков с темно-коричневыми кусками опиума. Ему подносят с поклоном последние запасы шелка. Он с кислым видом взвешивает их и протягивает в обмен мешочек, два мешочка…
Крестьянин смущенно кланяется. Он хотел бы получить еще мешочек. Фу отрицательно качает головой.
— Япянь повысился в иене, — объясняет он. — Не так-то легко его сюда доставить. Я рисковал жизнью из-за вас. Моя жизнь стоит дорого.
Крестьянин униженно подтверждает, что жизнь Фу стоит очень-очень дорого, но все-таки он хотел бы еще один мешочек. Ведь это на весь год.
— Все дорожает, — строго говорит Фу. — Я не чиновник, не генерал, не помещик. Я купец. Я плачу за все своими деньгами и получаю барыш. Я и так слишком добр. Следовало бы брать с вас не шелком, а деньгами.
— Денег нет, почтенный господин…
— Я знаю. Отойди и не попрошайничай! Больше не дам. Ты и так мне должен.