Я очнулся от щекочущего прикосновения к лицу теплого, шершавого языка Буйнак. Ее, кажущаяся огромной, голова четко вырисовывалась на фоне пронизанного весенним солнцем бездонного голубого неба. Глаза смотрели на меня жалобно и виновато.
— Как ты могла… — произнес я и заплакал. В горле першило, голос был какой-то чужой, хриплый. — Как же ты допустила, Буйнак?
Она склонила голову набок и чуть слышно заскулила.
«Не надо, — умоляли ее глаза. — Не говори об этом».
— Надо, — жестко сказал я и сел, подтянув колени к подбородку. — Что плохого сделала вам Сиротка? Зачем вы убили ее?
«Ты не поймешь».
— Не пойму, — согласился я. — Наверное, никогда не пойму. Но ты все равно ответь.
«Я не убивала Сиротку».
— Карауз?
«Да».
— Какая разница?
«Разница есть. Карауз выросла в тугае. Она почти не знает людей».
— Ну и что?
«Ничего. Просто она живет по другим законам».
— Она твоя дочь.
«Да, но…»
— Ты должна была ее научить.
«Я старалась. Не вышло. Тебе этого не понять! Ты не жил в тугае. Здесь все по-другому. Здесь иначе нельзя».
Я осмотрелся по сторонам. Сестры Карауз лежали поодаль, греясь на солнце.
— Где Карауз?
«Я прогнала ее. Вернется».
— И опять будет душить овец?
«Не знаю. Наверное, будет».
— И ничего нельзя изменить?
«Нет. Теперь уже ничего не изменишь. Поздно, Охотиться на овец легче, чем на зайцев. Овцы не боятся собак. Не убегают».
— Они верят вам!
«Да. Верят. Мы так же верили людям».
— Мне пора. — Я встал. — Надо что-то делать, Буйнак. Это плохо кончится!
Теперь она смотрела на меня снизу вверх, и от этого взгляд ее казался еще жалобнее.
«Я попробую. — Не осуждай ее… и нас не осуждай», Я промолчал. Что я мог сказать?
«Ты больше не придешь?»
Я отвел глаза в сторону.
— Приду.
«Когда?»
— Не знаю. Может быть, завтра.
…Но я не пришел ни на другой день, ни на третий, ни через неделю. Возможно, больше не пошел бы к ним никогда — кровоточащая тень Сиротки разделяла нас, и я не мог, не смел переступить через нее. Я много думал о том, что произошло тогда в тугае, старался осмыслить случившееся, мучился, не находя ответа, кто же виноват в том, что между мною и Буйнак с ее дочерьми пролегла бездонная пропасть.
Однажды, возвращаясь из школы, я увидел, как на дорогу, которая вела к тугаю, свернули два пса. Сам еще не зная почему, я побежал за ними и скоро догнал их. Это были старшие сыновья Буйнак — Сиртлан и Коктай. Куда они направлялись? Неужели к матери? Но откуда им известно, где она?
Не замечая меня, псы трусили по пыльной дороге. Я следовал за ними на некотором расстоянии и вскоре понял, что не ошибся: добежав до озера, Коктай и Сиртлан отыскали нужную тропинку и скрылись в зарослях. Я подождал немного и пошел следом. Не выбираясь на открытое место, я из зарослей наблюдал за тем, что происходит на поляне.