Мари Грей
Когда друзья бросают нас…
В этот будничный вечер бар был почти пуст. Уже два дня я находился в этом городе, где никого не знал… ни единой доброй души, с которой мог бы поделиться своим внезапным счастьем. А мне очень хотелось выпить, отпраздновать мое радостное событие. Я ликовал, с того самого дня накануне отъезда, сознавая в то же время, что порой нужно пройти через суровые испытания, чтобы потом извлечь из них определенную пользу… Итак, я уселся как можно удобнее, облокотясь о дубовую барную стойку, терпеливо ожидая, когда моя персона привлечет внимание симпатичного человека, стоявшего за ней. Мне не пришлось долго ждать. Когда он принес мне мой скотч, то сразу заметил мой сияющий вид и спросил, что со мной случилось, добавив, что ему приятно видеть посетителя, кажущегося таким счастливым. Я спросил его, есть ли у него свободное время и сколько. Обведя невеселым взглядом пустой зал, он без колебаний ответил: «Весь вечер!» Не в силах более противиться искушению рассказать ему о моем приключении, я бросился в омут:
– До прошлой среды я страдал более восьми месяцев. Точнее, двести пятьдесят два дня. Или двести пятьдесят два утра, вечера и столько же ночей. Восемь месяцев и несколько дней адской тоски, ощущения нереальности жизни и почти полного вакуума. Тридцать шесть недель мук, агонии и пересмотра своих убеждений. А все почему? Потому, что мой лучший друг бросил меня. Мой старый друг, с которым я делил самые прекрасные моменты моей юности и взрослой жизни. Он был другом, братом, почти учителем. Он приобщил меня к величайшим радостям жизни, позволяя наслаждаться ими, сколько бы я того ни желал. Он был той опорой, на которую я всегда мог рассчитывать даже в самые трудные моменты. Точно так же и он всегда мог рассчитывать на меня. По сути, моя преданность превращала меня в его игрушку, раба. А я без него был ничем, не представлял ни малейшей ценности. Я даже задавал себе вопрос: существую ли я?..
– Твой друг уехал?
– Уехал? Нет… вовсе нет. Ведь я говорю, конечно же, о нем – болтающемся у меня между ног с рождения и контролирующем мое поведение примерно с восьмилетнего возраста. Моем приборе. Моем инструменте. Моем маленьком хвостике. Моем члене. Моем пистолете.
Так вот, этот негодяй не хотел больше вставать. Я все испробовал… Я давно его знаю, знаю те обстоятельства, которые вдохновляют его. Но все эти ситуации, даже самые откровенные, теперь оставляли его совершенно безразличным. Он вяло болтался, не осмеливаясь даже взглянуть мне в глаза. Я разговаривал с ним, увещевал его – ничто не помогало. Я ласкал его, нежил, щекотал – все бесполезно. Пытался воздействовать на него чрез мозг, который, вопреки всем моим убеждениям, похоже, контролировал стимуляцию моего либидо… но все безрезультатно.