– Пора!
– Нет. Не пора, – раздалось в ответ из комнаты. Вряд ли женский голос обращался к таракану. Поэтому разведчик растворился в собственной тени. Между тем женский голос продолжил разговор с мужским:
– Почему ты решил, что пора остановиться?
– Я не сказал «остановиться». Я сказал – сбавить темп. Ведь мы уже купили все самое необходимое!
– Вот как? А сервант? Пенал в кухню? Туалетный столик? Ковер, хоть один – на пол…
– Господи, только не ковер… Ненавижу ковры…
– Вот как? А заниматься любовью на полу?
– Люблю.
– А слабо позвоночником все паркетины пересчитать?
– Я уже посчитал. Сорок восемь…
– Не шути, пожалуйста.
– Ладно. Сорок пять…
– Я тебе серьезные вещи, между прочим, пытаюсь объяснить… Ой… Ты что делаешь, мерзавец… Ох… О-о-ох… (пауза)
– А ты говорила – ковер…
– И сейчас го… ооох… ворю… Ковер… Кове-оооох…
…Так состоялась их первая ссора. То есть не ссора, и не состоялась, но барометр качнулся, как подвыпивший студент, и вернулся в положение «ясно»…
Дальше все покатилось по рельсам, заезженным до самых шпал…
Он охладел к мебельно-коверному вопросу и занялся реставрацией машины, которая к тому времени уже перестала кашлять, и только хрипела в ответ на попытки ее добудиться. Жена, напротив, увлеклась коварным вопросом не на шутку и продолжала нести в дом разные вещи. Он решил не создавать из этого проблемы и позволял Ей делать все, что угодно.
Его стараниями автомобиль пошел на поправку, и теперь они тихонько шептались вдвоем по ночам на холостом ходу.
Она тоже завела скверную привычку разговаривать с предметами. Он поначалу вздрагивал, а потом привык. Но с некоторых пор стал думать о собаке. Сам не зная, почему.
Потом Она начала бороться с пылью и мусором. Ее репрессии были беспощадны. Многие безделушки, купленные в Первые Дни, были выброшены, как старые куклы. Он слышал их крики с помойки, но не мог объяснить этого жене.
Они стали видеться реже. Она все больше работала и появлялась дома поздно вечером.
Квартира встречала ее радостным скрипом половиц. Квартира любила ее, и это было заметно сразу. В Ее руках никогда не перегорали лампочки, не валилась на пол посуда, задергиваемые шторы не слетали с крючков.
Нужно ли говорить, что с ним все было наоборот?… Чем сильнее он влюблялся в жену, тем большую ревнивую ненависть вызывала собственная квартира. Натурально, все четыре стены, пол и потолок отвечали ему взаимностью. Ночью ему теперь приходилось быть начеку. Однажды он открыл глаза, когда пресс потолка был в пяти сантиметрах от его груди. Запах старой штукатурки был омерзителен. Он вскрикнул и для верности проснулся еще раз. Потолок оказался на обычном месте, только люстра (тоже ненавистная) чуть покачивалась. Жены в этот день не было, она осталась ночевать в офисе.