Голос весело рассмеялся издалека.
— Но, милое дитя, это не я тебя защитил.
Свет растворился во мгле. Бонни задумалась над его последними словами. Он говорил загадками, но его речи несли знание, поскольку рождали вопросы.
Что есть вера? Что за красные пузыри окружали ее? Один вопрос, заключавший в себе многие ответы, вдохнул в нее надежду, отчего Бонни на мгновение ослепительно вспыхнула. Кто создал огненную стену, что защитила ее от Девина? Может быть, Бог был здесь и слышал ее пение?
Она двинулась вдоль по коридору, ища входной шлюз кэндлстона. Билли мог показаться в любую минуту. Бесконечные повороты и дремучие ходы она преодолевала теперь с легкостью. Может быть, в ней проснулось духовно, зрение, о котором говорил ее друг?
Добравшись до места пошире, Бонни ощутила нечто новое. Весь темный мир вздыбился и закачался, как корабль-призрак в полуночном море, ее крохотный космос затрепетал, будто кто-то снаружи бил по кэндлстону молотком. Через несколько секунд все прекратилось.
Новые страхи заполонили ее сознание, точно орда темных солдат на поле боя. Настало время петь. Библейский стих пришел на память Бонни, и она запела на собственный мотив:
«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу, теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше».[7]
— Я повесила фонарь сюда, — сказала Карен, показывая на крюк в стене, — но Билли, наверное, забрал его.
Профессор сунул руку в огромный внутренний карман куртки, где он хранил дневник Мерлина, и вытащил ручку-фонарик.
— Не бойтесь, — успокоил он детей, щелкая кнопкой и посылая тонкий лучик на крутые черные ступени. — Без этого фонаря я не выхожу из дому. — Профессор прислонил костыли к стене. — Похоже, их придется оставить.
— Мы их возьмем, — сказал Уолтер, перекладывая коробку с мечом под мышку.
Профессор посветил фонариком на стены по обеим сторонам.
— Тут нет перил, так что кто-то из вас вынужден будет поддерживать меня с одного боку. Уолтер, вы сможете нести сразу меч и костыли? Экскалибур весьма тяжел для того, кому он не предназначен.
— Ох, и не говорите! И с каждой минутой все тяжелее! — Уолтер взял в освободившуюся руку костыли. — Зато костыли легкие. Ничего, я справлюсь.
— Хорошо. Вы с Карен сможете меняться, когда устанете.
Профессор обхватил одной рукой плечи Карен, и они начали спуск. Уолтер шел следом, отставая на пару ступеней. Они спускались медленно, и серый дневной свет, проникавший в подземелье через открытую дверь, постепенно угас, как заходящее солнце. С наступлением темноты фонарь профессора разгорелся ярче. Его, подобный лазерному, луч переползал со ступени на ступень.