— Нет, ты лжешь, будто ты переспросил! Ты распространял ложные слухи и на этом деле попался! — воскликнул Узун Хасан.
— Дайте Коран, я принесу клятву на святой книге!
— Этот преступник еще хочет получить Коран?! — выкрикнул Якуб-бек, возмущенно оборотив лицо к Бабуру, — О мой амирзода, если бы сей нечестивец был вашим преданным рабом, он сразу поймал и сдал бы градоначальнику того нукера, что, по его словам, распространял вздорные слухи!
— О господи! — только и сказал на это дервиш Гов.
Якуб-бек снова мягко посмотрел на Бабура, скривил в улыбке беззубый рот:
— Мой амирзода! Ваш благословенный отец поставил Гова главой мирабов… По благосклонности вашего отца, я повторяю… И вот сейчас он распространяет слухи о том, что наш повелитель, да будет его душа в раю, пьяным свалился с обрыва! Какая наглость!
«Кого же и обмануть, если не ребенка», — подумал Якуб-бек, с надеждой улавливая, как загорелись обидой и гневом глаза Бабура.
— Да он и сам, по сути, признал, что передал ложный слух! Переспросил, передал — какая разница, по сути? — бросил Мазидбек.
— Пойман за язык — подлежит наказанию! — принял сторону обвинителей и Али Дустбек.
Касымбек вспомнил почему-то рассказ бека о странной голубке, что принесла дяде Бабура весть о смерти повелителя.
— Быть может, следует провести дополнительное расследование? — спросил Касымбек.
Ему возразил Мазид:
— Где у нас время для долгих дознаний? Враги у ворот, — сказал же пир. А во время кровавой битвы тот, кто сеет панику, кто наносит ущерб сану правителя — тоже враг. И нельзя щадить его!
— Для острастки другим наказать при народе на площади! Чтоб другим неповадно было! — ввернул Узун Хасан.
«Наказать на площади» — означало: отсечь голову.
Тень смерти коснулась лица Гова. Он на коленях подполз поближе к Бабуру, рыдание вырвалось из груди:
— Мой амирзода, я не преступник! Я жертва преступников! Пощадите меня! У меня пятеро детей!
Не оставьте их без опоры, о амирзода! — Руки Гова были связаны за спиной, и слезы свободно падали на его бороду с проседью.
Рыдания взрослого мужчины внезапно погасили гнев Бабура, и он вопрошающе посмотрел на учителя Ходжу Абдуллу. Ему вдруг очень сильно захотелось услышать: «Пощадите этого бедного человека».
Однако Ходжа Абдулла молчал. Беки же не унимались.
— Человек, у которого пятеро детей, мог бы держать язык за зубами! — зло рассмеялся Якуб-бек.
— Э, этот Гов вообще смутьян из смутьянов! — Узун Хасан развел руками. — Ну, стукнул бы разок по зубам того, кто ему сказал, будто повелитель был пьян и погиб по собственной дури… Или же отдал бы его в наши руки!