Бабур (Звездные ночи) (Кадыров) - страница 51

— Повелитель мой, доложу вам, что на строительство хужры шли такие же камни, такой же алебастр, такие же глазурованные плитки, что использованы были для строительства медресе Улугбека в Самарканде. Уповаю на всевышнего, — осторожно продолжал зодчий, — эта обитель, достойная великого мирзы Бабура, будет прочно стоять в течение веков.[4]

Эти слова еще сильнее взволновали Бабура:

— Дай бог, чтобы осуществилось это. Хужра куда прекрасней, чем ожидалось!

— Хвала вам, мулла Фазлиддин! — сказал смущенно Касымбек.

Бабур поправил:

— Мавляна Фазлиддин! — И, повернувшись к главному из слуг, который вместе с офтабачи стоял в стороне, громко сказал: — Чапан на плечи мавляны!

Главный из слуг в панике посмотрел на офтабачи. Что делать? Чапаны для наград остались в шатрах внизу. Касымбек почувствовал заминку и начал расстегивать пуговицы на златотканом вороте собственного парчового чапана:

— Разрешите, повелитель!

Бабур, признавая оправданной эту щедрость, улыбнулся и кивнул головой.

Касымбек накинул свой чапан на плечи муллы Фазлиддина.

— Мавляне подарить от нас коня со всем снаряжением! — добавил расщедрившийся Бабур.

И несколько голосов сразу сказали:

— Поздравляем с наградой! Поздравляем, мавляна!

Оглушенный, он слышал прежде всего голос Ханзоды-бегим. Не решаясь взглянуть на нее, он стоял, опустив голову в поклоне, и чувствовал себя самым счастливым человеком.

3

С вечера мирза Бабур остался в обители на Баратаге один. Касымбек сообщил сановникам, что «хужра стала местом уединения повелителя, возможно, он проведет там всю ночь». Телохранители, стараясь не попадаться Бабуру на глаза, стали на часы…

Бабур довольно долго любовался с высоты айвана окрестностями.

На Ош наступала весна. Воздух был здесь настолько чист, что даже дым костров, разожженных внизу, в долине, казался не темным, а пепельно-голубоватым. Долина, вплоть до дальних подножий снежных гор, представляла собою сплошной океан изумрудной зелени. Угадывая, где Узген, где Маргилан, где — далеко отсюда — Исфара, Ходжент, Кассан и Ахсы, Бабур вообразил, как во всех этих городах утопают сейчас в белопенном цветении сады. Прекрасная Ферганская долина, сказочный рай в обрамлении высоких горных цепей, она цветет и благоухает. «В мире, в спокойствии», — подумал не без гордости молодой мирза. Прошло больше двух лет, как кончилась война, и это он сумел-таки склонить самаркандского властителя к миру.

В такие мгновенья Бабура притягивали бумага и перо. Слуги поставили внутри обители низенький стол о шести ножках. Бабур присел к нему на бекасамовую курпачу и раскрыл тетрадь-дневник, озаглавленный «Былое». Последние записи — об увиденном им в Канибадаме и Исфаре. Он сделал новую — четким почерком — запись: «На краю Оша… на вершине Баратага я построил маленькую хужру с айваном в девятьсот втором году. Хужра стоит на очень хорошем месте — весь город и пригороды прямо у ног…»