Кутлуг Нигор-ханум утешала сына:
— Слава всевышнему, что мой сын остался жив!.. Вам, мой мирза, всего шестнадцать лет. К той поре, когда вы достигнете возраста Танбала, у вас за плечами будет много побед… Сейчас от этих междоусобных войн родная страна пришла в полное разоренье. И правильно делает ваш дядя Махмуд-хан, когда хочет быть посредником, помирить вас с мирзой Джахангиром. Пускай Ахсы будет за Джахарғлром, Андижан останется вам.
— Неужели и маленькое Ферганское государство должно расчлениться на две части? Это вместо того чтобы объединить весь Мавераннахр, матушка…
— Сейчас нет другого выхода, Бабурджан!.. И потом, не об одном же государственном только думать. В Ташкенте тоскует ваша невеста… Я получила письмо от сестры, пишет: приезжайте, мол, и побыстрее забирайте невесту.
Бабур хотел возразить матери: им некуда торопиться, «луноликая» только-только вступила в свою пятнадцатую весну, да и он еще очень молод. Но сказать так не осмелился. Он ведь сам желал поскорее встретиться с невестой, о которой мечтал так много…
6
В один из теплых вечеров месяца джауза в помещении гарема, расположенного в андижанском арке, невольницы готовили богатейший ужин. Еще бы — повелитель решил проведать наконец Айшу-бегим, свою жену, молодую свою жену, ждавшую этого вечера целую неделю. В первом из покоев Айши-бегим, обставленном золотой и серебряной утварью, сплошь завешанном шелковыми коврами, расстелили цветастую ковровую дорожку. Еще не успела высохнуть усьма, которой были покрашены брови Айши-бегим, как кто-то в волнении зашептал:
— Приехал! Приехал! Повелитель…
На айване показался Бабур в златотканых одеждах. Беспрестанные испытания последних двух лет изменили его, плечи раздались, как и подобает быть у крепкого восемнадцатилетнего парня.
Встретившая Бабура низким поклоном, Айша-бегим казалась по сравнению с ним очень маленькой, слишком хрупкой. Высокая токи на голове и жемчужные серьги в ушах казались несоразмерно большими при взгляде на ее тонкую шейку.
Невольницы, сгибаясь в поклонах, засеменили к дверям. Бабур заметил, как озорно вспыхивали глаза у некоторых из них, почувствовал неловкость: правда, так заведено, что в ночь, когда муж должен ночевать в гареме, невольницы и слуги оповещаются о том заранее, чтобы подготовить к встрече все, что надо, — но ему показалось, что ни к чему в такой час находиться здесь столь большому числу людей.
Вдобавок Айша-бегим оказалась еще более стыдливой.
— О, прошу вас, повелитель! — сказала она с дрожью в голосе и еле слышно, приглашая Бабура сесть на почетное место.