Настоящее открывает все новые возможности для отступления от норм. Почти все прежние ограничения сломлены, почти все разрешено. И что говорить о виски, если никого уже не шокирует употребление наркотиков! Может быть, оттого и тоскуют американцы по прошлому. Как утверждает автор нашумевшей книги «Футурошок» Элвин Тофлер, тоска эта отражает подсознательное стремление к покою и обыденности.
Американцы оплакивают времена голливудских звезд, Микки Мауса, Бинга Кросби с его «Белым Рождеством», Ширли Темпл в роли девчонки ковбоя Тома Микса, Тарзана и Джейн в исполнении Джона Вайсмюллера и Морин О'Салливен, Риты Хейворт в умопомрачительных шортах, пластинок Бесси Смит и Алисы Фэй.
Организуются ретроспективы фильмов Бастера Китона, переиздаются старые журналы, фирма «Паркер» вновь рекламирует «бессмертную ручку, которой писали ваши отцы в 30-х годах», по радио то и дело повторяют знаменитую «Войну миров» Орсона Уэллеса, а улыбка Хэмфри Богарта опять используется для рекламы галстуков.
С ностальгией вспоминают американцы комедии Лабиша, танцы Фреда Астера и мысленно никак не связывают их с великой депрессией. К чему думать о том, что в сорок четвертом, когда на экране замелькали ножки Риты Хейворт, на фронте погибло более полумиллиона американских солдат?
Теперь не только пожилые, но и двадцатилетние, тридцатилетние американцы увлекаются ретро. Ветераны вспоминают о прошлом с законной гордостью, а молодежь, слушая их разговоры, видит в нем некий далекий, недостижимый идеал.
Однажды в Бруклине я попал в гости к соотечественникам и услышал от них типично эмигрантскую историю с примесью чего-то рокового и таинственного. Героя этой истории назовем из уважения к нему вымышленным именем Винченцо.
Когда ему было восемь лет, родители привезли его из селения в горах Аспромонте в Нью-Йорк. Бабушка обняла его на прощание и дала строгий наказ: «Если хочешь жить спокойно и счастливо, не уезжай далеко от дома, довольствуйся тем, что имеешь».
Внук следовал ее наставлению, хотя в жизни имел не много: темный переулок да закопченный дом с пожарной лестницей по фасаду — вот и все, чем он мог похвастаться. По соседству жили одни эмигранты: ирландцы, русские, пуэрториканцы, тоже кое-как перебивавшиеся в «благословенной» Америке. Винченцо пошел в школу, вырос, открыл портняжную мастерскую и ни разу не переступал границ своего квартала. Женился, но жена не сумела уговорить его съездить хотя бы в Манхэттен, на Бродвей, или в порт.
А сама она каждое воскресенье отправлялась в Куинз — навестить парализованную тетю. Винченцо и в голову не приходило ее сопровождать: страх перед бабкиным пророчеством накрепко приковал его к дому. В лучшем случае он позволял себе посидеть в ближайшем кафе или погреться на солнышке у подъезда.