Весна (Бруштейн) - страница 144

Все действительно покупается и запрятывается в самых невообразимых местах: в комоде под бельем, в шкапчике, позади книг, даже под кроватью лежат тючки и пакеты из гастрономических магазинов и кондитерских. Девочки зорко, неусыпно стерегут это угощение, приготовленное для званого вечера. Они не уходят из своей комнаты одновременно: одна из них всегда остается охранять провизию от Жозьки. Сегодня, за два дня до предполагаемого торжества, девочек зовут обедать обеих одновременно. Они в растерянности заметались по своей комнате, но тут прихожу на урок я, а потом Гриша Ярчук. Бросив на нас умоляющие взгляды, девочки убегают обедать.

Не проходит и минуты, как в комнату входит Жозька. Увидев Гришу и меня, он несколько смущается. Но тут же, приободрившись, Жозька начинает подбираться к комоду.

— Пошел вон! — командует Гриша.

Жозька на миг опешил. Но тут же делает вид, будто приказание Гриши относится не к нему, Жозьке, а неизвестно к кому. Со скучающим, равнодушным лицом Жозька бродит по комнате и вдруг припадает на пол, собираясь, очевидно, юркнуть под Танину кровать.

Гриша поднимается со стула:

— Я тебе, запохаживается, сказал: пошел вон отсюда!

И, так как Жозька уже залез под кровать (там лежат пакеты из гастрономического магазина), Гриша спокойно извлекает его оттуда за ноги, встряхивает, ставит перед собой и заявляет ему:

— Я тебе сказал по-русски: «Пошел вон!» Ты, запохаживается, не понял. Я тебе скажу по-латыни: «Ваде ретро»! Понял? Ваде ретро!

И Гриша выставляет отвратительного мальчишку за дверь.

Раздается оглушительный рев:

— Ма-а-ама! Он меня-яя… Он меня-я-я…

— Золотко мое! Звездочка моя! — вопит мадам Бурдес, обнимая и целуя свое ненаглядное сокровище. — Кто тебя обидел, мой цветочек, мой единственный наследник?

И мадам с Жозькой появляются в комнате, где сидим мы с Гришей.

— Он! — ревет Жозька, показывая пальцем на Гришу. — Он сказал, что я ватерклозетро!

— Вы обозвали моего сына… — начинает мадам Бурдес, задыхаясь от ярости.

— Я его никак не обзывал! — перебивает ее Гриша с той спокойной наглостью, с какой он всегда разговаривает с мадам и с Жозькой. — Я сказал ему по-латыни: «Ваде ретро»! Это значит: «Пошел вон»! Я имел право выгнать его отсюда: по условию я, запохаживается, обязан заниматься только с вашими дочерьми, с сыном вашим я не занимаюсь.

Мадам резко поворачивается и выходит, уводя с собой Жозьку.

А я-то как раз в этот день собираюсь ходатайствовать перед ней за девочек, чтобы она разрешила им отпраздновать день рождения! Разговор с Гришей очень затрудняет это дело, так как мадам в полном озверении. Идя к ней для разговора (после моего урока), я сильно трушу, ведь с Бурдесихой никогда не знаешь, что найдешь и где потеряешь, — никакая логика не властна над ее психопатическими мозгами…