Двое громил пошли прямо на Люка, вынуждая его отступить к стене. Третий приблизился ко мне. Я попятилась; за спиной некстати оказался ствол невысокой, хилой берёзки. Громила остановился, часто, будто беспокойно дыша. Я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
— Можно попросить у вас автограф? — смущённо спросил он, извлекая из внутреннего кармана помятый недельник.
— Никаких вопросов. — Облегчённо выдохнув, я полезла в сумку за пером. — Как вас зовут?
— Томми Костолом, — расплылся в улыбке громила.
— Ага, — кивнула я, выводя на внутренней стороне обложки «Томми Костолому на добрую память» и ставя привычную подпись — две буквы «А», одна расположенная внутри другой.
— Большое спасибо, — вежливо сказал громила и, сделав знак своим сопровождающим, растворился вместе с ними в очередном тёмном закоулке.
Я нашла взглядом Люка. Он сидел на земле, прислонившись спиной к стене дома, согнув колени и опустив голову, и дрожал всем телом. Я испуганно подбежала к приятелю. И только когда он поднял на меня глаза, поняла, что Люк сотрясается от приступа беззвучного хохота.
Проведя в библиотеке несколько часов, я собрала более или менее всю информацию о графе Торнсайдском, какую можно было раздобыть в официальных источниках. Интересных фактов там не было вовсе. Небольшие надежды можно было возлагать на историю прихода семейства Рейвенов к власти в графстве. В своё время претендентов было не так уж мало, всевозможные родственники по всевозможным линиям, и победить на этих скачках удалось отцу Алана Рейвена. Но — именно отцу. Сам нынешний граф был тогда одиннадцатилетним мальчишкой, так что навряд ли та история могла рассказать хоть что-нибудь интересное о его личности.
Можно было, конечно, продолжить сбор информации, охотясь за сплетнями, но я никогда не доверяла подобным источникам. Тем более, что данной статьёй я занималась лишь постольку, поскольку это была ступенька на пути к моей подлинной цели. Так что я сочла, что лучше всего будет поскорее взять быка за рога, договорилась при посредничестве всё того же Фреда о времени встречи, и на следующий же день направилась в замок.
И вот я стояла возле каменной ограды, уже с внутренней её стороны и, откидывая с лица развиваемые холодным ветром волосы, оглядывала древнюю резиденцию Торнсайдов. Замок не был симметричным, то ли волей причуды архитектора, то ли по каким-то логическим, но неизвестным мне причинам. Слева — широкая башня, увенчанная оранжевой крышей в форме конуса. Справа — две тонкие башенки, кажущиеся отсюда почти кукольными. Я бы решила, что они и вправду сугубо декоративны, если бы не движущиеся фигурки часовых, иногда мелькавшие на открытых всем ветрам площадках. Также по левую руку от меня, но существенно дальше, возвышалась ещё одна башня — знаменитая Стонридская тюрьма. Так уж сложилось, что наше графство, являвшееся одной из удалённых и мало чем примечательных северных провинций Истленда, славилось в первую очередь именно своей тюрьмой. В прежние времена Стонрид предназначался исключительно для заключённых знатного происхождения, многие из которых именно там встречали свой бесславный конец. В последнее же десятилетие ситуация коренным образом изменилась, и теперь это была обычная тюрьма, в которой мог оказаться как герцог, так и сапожник. Вот такое общественное равенство; впрочем, радость от этого была весьма сомнительная.