Я не знал, что на это сказать.
— Ну, видите ли… Я имею в виду… нельзя ничего знать наперед.
Морри закрыл глаза.
— Я знаю, Митч. Но ты за меня не бойся. Я прожил хорошую жизнь, и мы все знаем, что это должно случиться. У меня еще в запасе четыре-пять месяцев.
— Ну что вы, никто не знает…
— А я знаю, — мягко сказал Морри. — Есть даже такой тест. Доктор показал мне.
— Тест?
— Вдохни несколько раз.
Я вдохнул.
— Теперь вдохни еще раз, но на этот раз задержи дыхание и посчитай про себя до тех пор, пока тебе не надо будет вдохнуть снова.
Я вдохнул и принялся считать:
— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… — На семидесяти счет прервался.
— Хорошо. У тебя здоровые легкие. А теперь следи за мной.
Морри вдохнул и начал отсчет тихим, дрожащим голосом:
— Один, два, три, четыре, пять… восемнадцать.
Он остановился и глотнул воздух.
— Когда доктор первый раз попросил меня проделать это, я досчитал до двадцати трех. Теперь уже восемнадцать.
Морри закрыл глаза и покачал головой:
— Мой бензобак почти пуст.
Я почувствовал, что больше мне не выдержать. То, что я увидел, для одного дня было предостаточно.
Я попрощался с Морри и обнял его.
— Приезжай навестить своего старика-профессора.
Я обещал, что приеду, при этом стараясь не вспоминать о том, как однажды уже обещал ему то же самое.
В книжном магазине университета я покупаю то, что Морри велел нам прочесть. Я покупаю книги, о существовании которых прежде и не подозревал: «Юность и кризис», «Я и ты», «Раздвоение личности».
До колледжа я понятия не имел, что изучение человеческих отношений может быть научным. Пока не встретился с Морри, я этому просто не верил.
Его страсть к книгам — подлинная, и ею нельзя не заразиться. Иногда поте занятий, когда класс пустеет, у нас начинается серьезный разговор. Морри расспрашивает меня о жизни и тут же цитирует Эриха Фромма, Мартина Бубера или Эрика Эриксона. Часто, давая совет, он ссылается на их мнение, хотя сам считает так же. Именно в эти минуты я понимал, что он не «дядюшка», а истинный профессор. Как-то раз я стал жаловаться, что в моем возрасте трудно разобраться в том, чего от меня ждет общество и чего хочу я сам.
— Я тебе когда-нибудь рассказывал о напряжении противоположностей?
— О напряжении противоположностей?
— Жизнь — это череда напряженных рывков вперед и назад. Хочешь сделать одно, а надо делать совсем другое. Или тебя ранит нечто, что вовсе ранить не должно бы. Ты принимаешь многое как само собой разумеющееся, прекрасно зная, что ничто в этом мире нельзя принимать как само собой разумеющееся. Напряжение противоположностей подобно натяжению резинки, и большинство из нас живет где-то в центре, в самом напряженном месте.