— Ну, ребята, кажись, мы живы остались!.. — устало, не обращаясь ни к кому, говорит Павлов. Он жадно опорожняет наполненную из самовара кружку.
Пока шел бой, самовар остыл.
Почти каждый, кто появляется, первым долгом кидается к самовару. Жаркое было дело!
В стороне маячит сутулая фигура Авагимова. Опираясь на пианино, он что-то с жаром доказывает внимательно слушающему его Афанасьеву.
Наумов кричит в телефонную трубку комбату Жукову:
— Скоро, должно быть, притащат. Осталось метров десять…
Это все о той же пушке. За ней опять пошли.
Во второй рейс отправились пятеро. Сапер еще раз проверил проход в минном поле, и теперь пушку удалось дотащить благополучно.
А уже перед рассветом снова разгорелся бой.
На этот раз противник начал с «горловой разведки» — так здесь называли манеру гитлеровцев перекликаться по утрам. До военторга, где они засели, расстояние небольшое. В тихую погоду, когда нет большой стрельбы, хорошо слышны выкрики на ломаном русском языке:
— Эй, рус, вставай, печку топить надо!
Из Дома Павлова отвечают:
— Уже затопили, скоро получите сталинградские галушки!
«Галушками» фашистов угощали, не скупясь. Их посылали минометы Алексея Чернушенко.
Иногда с вражеской стороны доносился наивный вопрос:
— Рус, сколько вас там?
Им отвечали:
— Полный батальон да еще довесок…
Но голос не унимался:
— Рус, сколько тебе в день хлеба дают?
— На двоих буханку, — следовал ответ.
— Сменяем хлеб на патроны… У вас стрелять нечем…
— Сейчас даром получите!.. — И открывали огонь из всех автоматов.
Иногда в ответ посылали другой «гостинец»: минометы заряжали пачками листовок на немецком языке.
Временами эти разговоры, так сказать, механизировалась: противник выставлял в окне громкоговоритель, из которого неслись уговоры, посулы, угрозы, призывы сдаваться в плен — все вперемешку. «Вы все равно обречены, — уверяли гитлеровцы, — не сегодня, так завтра вас сотрут с лица земли…»
— Родимцев будет буль-буль в Волге, — голосили репродукторы.
Дело обычно кончалось тем, что длинная очередь из ручного пулемета затыкала глотку этому непрошеному советчику.
Гитлеровцы забрасывали в дом глупейшие листовки вроде: «Не пеките пироги, не месите тесто, двадцатого числа — ищите место» или «Приготовьте мыло, будет вам баня…»
Бойцы только смеялись над ними. Готовиться к «бане» должны были скорей всего сами захватчики.
Противник продолжал свой нажим, и Гитлер, неоднократно передвигавший сроки взятия Сталинграда, назначил «окончательную дату». Этой датой было четырнадцатое октября. И начиная уже с десятого противник стал яростно рваться на Тракторный завод.