— А кстати, почему?
— А зачем тогда Винанту писать письма, компрометирующие Мими, ту самую Мими, которая помогала ему тем, что скрывала решающую улику против него. Именно поэтому, когда она ее все же сдала, я решил, что цепочку подбросили намеренно, только я был излишне готов поверить, что это она подбросила. Беспокойство Маколея вызывал также и Морелли, потому что адвокату не хотелось, чтобы подозрение пало на кого-то такого, кто, в свое оправдание, мог бы увести расследование в нежелательном для Маколея направлении. С Мими такое можно было допустить, она, в этом случае, могла лишь снова заставить заподозрить Винанта, но все прочие для этого дела решительно не годились. Подозрение, направленное против Винанта, — вот единственная гарантия того, что никто не заподозрит, что Винант мертв. Если бы Маколей не убил Винанта, не было бы никакого смысла убивать остальных. Самое очевидное во всей схеме, и ключ к ней — то, что Винант никак не мог быть жив.
— Хочешь сказать, что ты так думал с самого начала? — требовательно спросила Нора, упрямо глядя мне в глаза.
— Нет, дорогая, хотя мне следует стыдиться, что я не понял этого сразу. Но как только я услышал о трупе под полом, то даже если бы все медики присягнули, что это труп женщины, я все равно настаивал бы, что это Винант. Это просто не мог быть никто другой. Винант — это тот самый труп, какой надо.
— По-моему, ты ужасно устал. Иначе ты не говорил бы такие вещи.
— Потом у него возник еще один повод для беспокойства — Нунхайм. После того, как тот указал на Морелли — просто так, чтобы продемонстрировать полиции свою полезность, — он направился к Маколею. Здесь я, родная, опять-таки гадаю. Мне позвонил человек, назвавшийся Альбертом Норманом, и разговор закончился каким-то громким звуком на том конце провода. Я так предполагаю, что Нунхайм отправился к Маколею и потребовал платы за свое молчание, а когда Маколей начал блефовать, Нунхайм сказал, что сейчас, мол, ему покажет — и позвонил мне, чтобы договориться о встрече: а вдруг я куплю его сведения? Тогда Маколей вырвал у него трубку и что-то ему дал — не исключено, что всего лишь обещания. Но когда мы с Гилдом побеседовали с Нунхаймом, и он от нас сбежал, он тут же позвонил Маколею и затребовал чего-то осязаемого — скорее всего, кругленькую сумму, — а заодно и пообещал смыться из города, подальше от нас, рыскающих ищеек. Мы точно знаем, что он в этот день звонил: телефонистка Маколея помнит, что звонил некий мистер Альберт Норман и что Маколей вышел сразу же после разговора, так что отнесись к моим, э-э-э, теоретическим построениям с должным почтением. У Маколея хватило ума понять, что Нунхайму доверять не стоит, даже если заплатить ему. Поэтому он заманил его в то самое место, которое, скорее всего, присмотрел заранее, и там уж Нунхайм получил свое. И одной проблемой стало меньше.