— Быть может, он не знал…
— Знал. — Уиннифред помедлила, прежде чем заговорить снова. Она никогда не собиралась признаваться в том, что сделала, но теперь не видела иного выхода. — Я написала ему прошлой зимой, когда ты сильно болела. Просила его от нашего имени поговорить с братом.
— Но он так и не ответил? — уныло предположила Лилли.
— О, он ответил, — пробормотала Уиннифред. До конца жизни ей не забыть жалящего оскорбления того ответа. — Нам надо бежать.
Она подняла Лилли на ноги и потянула к дому садовника.
— Собери то, что легко нести. Мы возьмем его лошадь. Если повезет, к тому времени, как он развяжется, мы будем уже далеко.
— Не можем же мы оставить его здесь в таком состоянии.
Уиннифред втолкнула Лилли внутрь и решительно захлопнула за собой дверь.
— Если я могу оставить Клер, — ах, как эта мысль разрывала ей сердце, — то уж его и подавно смогу.
— Клер — коза, Уиннифред.
— Коза ближе к людям, чем любой Хаверстон.
Уиннифред откинула крышку старого сундука, отпихнула в сторону два платья, приберегаемые для поездок в город, и выудила мешочек с монетами, которые ей с таким трудом удалось сэкономить.
— Почти полфунта, — прошептала она, тряхнув мешочек.
— О Бог мой. — Лилли насмешливо хмыкнула. — Значит, мы отправимся на континент с шиком.
— А по-твоему, лучше отправиться в тюрьму?
— Постой. — Лилли наклонилась над сундуком и вытащила платье. — У меня идея.
— Снимай брюки, Фредди.
— А вдруг нам придется бежать? У меня во всей этой ткани запутаются ноги. И тебе бы лучше опять надеть свои, Лилли.
За тридцать один год жизни Гидеону доводилось просыпаться под великое множество разговоров на великое множество тем. Ни один из них, однако, не был таким странным и таким интригующим, как то, что он слушал сейчас. Принимая во внимание и свое любопытство, и болезненную пульсацию в голове, глаз он не открывал, он ровно дышал и просто слушал.
— Ноги у тебя все равно запутаются, будут на тебе под платьем брюки или не будут.
— Но я смогу снять платье, ведь так?
— Ты выглядишь подозрительно комковатой.
— А чувствую себя подозрительно глупой. Не могу поверить, что согласилась на это.
Гидеон услышал, как приблизился мягкий шелест юбок, и уловил тончайший запах лаванды и сена. Сочетание показалось ему приятным.
— Он очень красивый. Жаль только, что подлец.
— Тише. В самом деле, а вдруг он услышит тебя?
— Ну, это вряд ли, я думаю. Он до сих пор ни разу не пошевелился.
Гидеон почувствовал, как незнакомка склонилась над ним, и в следующую секунду прохладная, влажная тряпка легла ему на лоб, это действие лишь с большой натяжкой можно было назвать нежностью.