Маркиз Энгели был не настолько ожесточен, чтобы считать, что царство двуличности — исключительное владение женщин. В эту минуту, однако, он был ожесточен ровно настолько, чтобы вынашивать мысль, что это царство населено главным образом женщинами и весьма успешно правит им сама величайшая королева притворства, вдовствующая леди Энгели… его дражайшая мачеха.
И если мысль эта и содержала в себе чуть больше драматизма, чем пристало мужчине его положения, что ж, он чувствовал, что вполне имеет право на это прегрешение.
В комнате было жарче, чем в преисподней.
В качестве уступки южному итальянскому солнцу и он, и его слуга Кинкейд были в рубашках и босиком. Они распахнули окна и двери, но бумаги, покрывающие маленький письменный стол и усеивающие пол, лежали неподвижно, нетронутые даже намеком на ветерок. Один лишь зной вливался в тесную комнату, отчего на лбу маркиза выступали бисеринки пота.
— Взгляни на это, Кинкейд. — Маркиз вытер влажную ладонь о платок, прежде чем протянуть расписку, которую читал. — Семьдесят пять фунтов Приюту агнцев Божьих в Восточном Лондоне.
Кинкейд, который, несомненно, после существенной внутренней борьбы между гордостью и практичностью сидел на полу, наполовину заваленный гроссбухами и бумагами, написанными этой сумасшедшей за двадцать лег, поднял глаза.
— Это благотворительное заведение мне незнакомо, милорд.
— Еще бы, — отозвался маркиз, — ведь Приюта агнцев Божьих в Восточном Лондоне не существует.
Он отшвырнул бумагу и схватил следующую, содержание которой рассмешило его.
— Восемьдесят фунтов ежегодно на содержание некоей мисс Блайт, дочери мистера Роберта Блайта и законной подопечной маркиза Энгели. — Он взмахнул бумагой. — Подопечная. Мой отец, который с трудом выносил вид собственных отпрысков, согласился взять на себя заботу о маленькой девочке? Какая наглая ложь! Почему же никто из нас раньше не замечал вероломства этой женщины?
— Ваш батюшка был весьма увлечен вашей мачехой.
Маркиз отшвырнул и эту бумагу.
— Во всяком случае, насколько он был способен на подобное чувство.
— Одну минуту, милорд. Как зовут дитя?
Маркиз нахмурился.
— Мисс Блайт, — повторил он, уверенный, что Кинкейд прекрасно слышал и в первый раз. — На тебя жара действует? Быть может, короткий перерыв…
— Перерыв желателен, но необязателен. Я спрашивал про ее имя.
— А… — Маркиз пробежал глазами подробные списки покупок, связанных с гардеробом и содержанием маленькой девочки. Без сомнения, все выдуманное. — Вот — Уиннифред. Мисс Уиннифред Блайт.
— Уиннифред. — Кинкейд заморгал, его угловатое лицо осветили понимание и веселая улыбка. — Фредди. Господи помилуй, я совсем забыл.
