Лорен вспотела. Она никогда в жизни так сильно не потела.
Вечернее платье стало влажным и липло к телу, как вторая кожа. Маленькое помещение без окон напоминало сауну, даже дышать было трудно. Единственными удобствами были туалет и койка; тусклая лампа под решетчатым колпаком горела непрерывно. Лорен не сомневалась, что вентиляцию специально выключили, чтобы усилить дискомфорт.
Когда ее отвели на гауптвахту, она не видела никого похожего на Алана Морана. С тех пор как за ней закрыли дверь, ей не давали ни еды, ни воды, и теперь ее мучил голод. Никто ее не навещал, и она начала думать, что капитан Покофский хочет держать ее в заключении, пока она не умрет.
Наконец она решила отказаться от попыток сохранить скромность и сняла платье. И начала делать гимнастику, чтобы время шло быстрее.
Неожиданно она услышала приглушенные шаги в коридоре за дверью. Произошел короткий разговор, и дверь открылась.
Лорен схватила с койки платье и, держа его перед собой, вжалась в угол камеры.
Мужчина, проходя в низкую дверь, нагнул голову.
Он был в дешевом деловом костюме; похоже, такие костюмы уже несколько десятилетий как вышли из моды.
— Конгрессмен Смит, прошу прощения, что вынужден был поместить вас в такие условия.
— Не думаю, что я вас прощу, — вызывающе ответила она. — Кто вы?
— Меня зовут Павел Суворов. Я представляю советское правительство.
В голосе Лорен звучало презрение.
— Это пример того, как коммунисты обращаются с американскими гостями?
— В обычных обстоятельствах — нет, но вы не оставили нам выбора.
— Объясните, — сказала она, гневно глядя на него.
Он неуверенно посмотрел на нее.
— Думаю, вы и сами знаете.
— Почему бы вам не освежить мою память?
Суворов помолчал, закуривая сигарету; спичку он бросил в унитаз и не промахнулся.
— Накануне вечером, когда прилетел вертолет, первый помощник капитана Покофского видел вас возле посадочной площадки.
— И еще немало пассажиров, — ледяным тоном заметила Лорен.
— Да, но они были слишком далеко, чтобы узнать знакомые лица.
— А я, значит, была близко.
— Будьте благоразумны, конгрессмен. Вы не можете отрицать, что узнали своих коллег.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Конгрессмен Алан Моран и сенатор Маркус Лаример, — сказал он, внимательно наблюдая за ее реакцией.
Глаза у Лорен округлились, и, несмотря на удушающую жару, она задрожала. Впервые с тех пор как она попала в плен, негодование сменилось отчаянием.
— Моран и Лаример тоже здесь?
Он кивнул.
— В соседней камере.