Ну и ну! Многозначительно качаю головой. Вот это заявление! А я уже почти расслабилась.
– Знаешь, Адриан, – задумчиво произношу я, оценивающе глядя на драгоценного, – насколько мне известно, существуют задачи, которые вообще не имеют решения.
– Слышал о таких, – спокойно соглашается он, пряча хитрую улыбку. – Только, как мне кажется, там, скорее всего, ошибка в условии. Да и вообще – то, что никто не решил эту задачу до сих пор, еще не означает, что она в принципе нерешаемая.
Хм… Сложив губы трубочкой, внимательно рассматриваю Адриана. Странно, но он слово в слово повторяет мои мысли. Я тоже думаю именно так, даже на каком-то из выпускных экзаменов об этом говорила. Но все же с наглостью у драгоценного, пожалуй, перебор.
– Адриан, – произношу елейным голоском, невинно хлопая глазами, – а ты случайно не помнишь, куда я вчера поставила…
– Подсвечник? – безошибочно угадывает милый, после чего добавляет мстительно: – А я его в шкаф убрал. – И, взяв меня за руку, заявляет серьезным тоном: – И давай, Лика, обойдемся без канделябров. Я предпочитаю играть по правилам, тем более когда противник достоин всяческого уважения.
– Погоди, – неожиданно мелькает у меня в голове догадка. – А настурции – точно просто любимые цветы твоей бабушки и ничего не означают на языке цветов?
– Да, – невозмутимо соглашается Адриан. – Бабушке очень нравились настурции, но каждое растение что-нибудь означает на языке цветов. Так уж вышло.
– И-и-и? – Заглядываю в глаза драгоценному с нетерпеливым ожиданием. – Что именно?
– Лика, – как-то хитро усмехается ненаглядный. – У тебя в библиотеке есть справочник по любовной магии?
– Должен быть… – На миг задумываюсь. – Вроде у меня по всем видам магии литература имеется.
– Ну так, – произносит милый довольным голосом, старательно копируя мой вчерашний тон, – возьми и почитай. Думаю, срок давности твоего подросткового табу на сей фолиант уже истек.
– Адриан! – со смехом кричу вдогонку, озвучивая мысль, не дающую покоя уже несколько дней. – А поэзия серых эльфов – дерьмо!
– Натуральное! – радостно соглашается милый, оборачиваясь. – Я пока учил, меня чуть не стошнило.
– Так зачем… – изумляясь до глубины души, потерянно бормочу я. – Зачем учить стихи, от которых у тебя приступ дурноты?
– Видишь ли… – Ненаглядный смущенно опускает глаза. – Они сейчас в моде, а я не хотел показаться тупым солдафоном. – И, лукаво глядя на меня, интересуется: – А ты почему их слушала? Могла бы сразу сказать, что тебе не нравится.
– Да так… – признаюсь я, застенчиво взмахнув ресницами. – Побоялась, что меня сочтут отсталой деревенщиной.