По мере того как замирала жизнь в отдельных ложах, засыпали и центральные органы. Если еще в 1791 г. Великий Восток открывал новые ложи, то уже в декабре 1792 г. герцог Орлеанский, принявший имя Луи-Филиппа-Жозефа Эгалитэ, сложил с себя звание Гроссмейстера, доведя об этом до всеобщего сведения путем печати. «Я вступил в масонство, — гласило его заявление, — которое является некоторым подобием равенства, в ту эпоху, когда еще никто не мог предвидеть нашей революции, точно так же, как примкнул к парламентам, которые являлись подобием свободы. Но я покинул затем призрак ради действительности. Не зная, каким образом составлен Великий Восток, и полагая, что республика, особенно в начале своего учреждения, не должна допускать никакой тайны, никакого тайного общества, я не желаю более вмешиваться ни во что, касающегося как Великого Востока, так и собраний франкмасонов».
Немногие ложи нашли силу жить в это тяжелое время: и те ушли целиком в свои мелкие дела. Так, во время борьбы Жиронды с Горой важнейший вопрос, интересующий Французскую ложу в Тулузе, — перемена часов собраний. Ложи так напуганы, что та же ложа после смерти Робеспьера решает запретить всякие беседы по вопросам политическим и заниматься лишь масонскими делами.
Одно лишь влияет на время — некоторое оживление в тусклое прозябание уцелевших лож: сборы пожертвований на обмундирование волонтеров.
Долгое время уцелевшим ложам удается сохранить свою верность католической церкви, но им приходится принять новый календарь, заменить прежние праздники Ивана Летнего и Ивана Зимнего тожествами 31 мая, 22 сентября и «первого дня ма-сонического года». Кроме того, приходится выбросить из своих названий имена святых или переименоваться в ложи «Горы» — в честь господствующей политической фракции, принять название «республиканских лож Франции», но и в таком виде они возбуждают подозрение у ревностных монтаньяров. Комиссары Конвента, энергично поддерживая народные общества, вооружаются против «всех памятников фанатизма, равно всех союзов и собраний, не разрешенных законом, а именно масонских обществ». 7 флореаля II года комиссар Конвента Лекарпантье закрыл в Дижоне ложу «Нежного братства» «как возбуждающую подозрение и нетерпимую при республиканском режиме, когда свобода сделалась общим достоянием, пользование коим не нуждается во мраке таинственности». Последние, цепко державшиеся за свой ритуал ложи принуждены были закрыться.
Место их заняли народные общества, демократические по составу, открытые для всех и связанные с активным центром — Якобинским клубом в Париже.