Правда, Николай Васильевич был виноват лишь отчасти. Существовала жесткая договоренность с его преемником-депутатом, что вместе с избирательным округом и мандатом он наследует и думского помощника, то есть Никиту Петровича. Огоньков не только познакомился с наследником, но уже думал, как будет выстраивать с ним отношения. В общем, Сергей Владимирович — так звали предполагаемого сменщика Николая Васильевича — ему даже понравился. Другой породы и формации, чем он сам или Николай Васильевич, — не выходец из советских партийных и хозяйственных органов, а нувориш и бизнесмен. Но не бандит и не либерал. И на том спасибо.
Но когда казалось, что все предрешено, и Никита Петрович уже почти упросил думских хозяйственников не освобождать кабинет Николая Васильевича, а попридержать полмесяца до вселения нового хозяина — все рухнуло. Несмотря на хлопоты Николая Васильевича в округе победил не Сергей Владимирович, а другой человек. А поскольку он был совсем чужой — не из коммунистов, к которым Николай Васильевич был близок все эти годы, и не из шайгаков[159], с которыми депутат начал сближаться последние пару месяцев, завещать ему помощника было невозможно.
Но и при таком исходе выборов все могло быть иначе. Никита Петрович взял со стола желтый газетный лист «Ведомостей» и начал заворачивать свои сменные ботинки — пару некогда прекрасных португальских светло-коричневых штиблет, купленных в конце семидесятых в Доме обуви на Щербаковской. Если бы шеф не поссорился с Зюгановым, Никиту Петровича могли бы взять в аппарат фракции или какого-нибудь комитета, которым в новой Думе будут руководить коммунисты. Но после того как Николай Васильевич отказался помогать в своем округе идущему при поддержке КПРФ кандидату, и без того прохладные отношения с бывшими товарищами были практически разорваны.
Дымов, и не только он, уверял Никиту Петровича, что главная причина разрыва отношений вовсе не идеологическая. Николай Васильевич вместо того, чтобы бесплатно «завещать» партии свое место в округе, решился его продать (естественно, не само место, а поддержку кандидата в депутаты со стороны местной власти и бизнеса). Огоньков и сам это знал. Доверенным лицом Николая Васильевича он не был, но не был и идиотом и думские нравы за столько лет работы изучил неплохо. Было досадно, что сделка не была секретом и для других. Особенно — для Дымова.
Их дружба — дружба людей с ярко выраженными и диаметрально противоположными идеологическими взглядами — для посторонних казалась более чем странной. Впрочем, в Думе, с ее пестрым во всех смыслах населением, случалось всякое. Познакомившись в суматошном январе 94-го, Огоньков и Дымов стали приятельствовать, ничего не зная друг о друге. Когда узнали, прекращать знакомство было и жалко, и глупо. Кроме того, иметь своего человека в чужом лагере полезно. Рыхлую ткань думских отношений скрепляли именно такие межфракционные связи.