— А помнишь, как мы ходили на лыжах? — внезапно вспоминает сестра, — И в марте поднимались на самую высокую сопку, чтобы посмотреть на первое солнце после полярной зимы.
— Да, — подхватываю я, — Это было удивительно: первый луч, первая полоска, такая алая между белым снегом и серым небом. У меня это каждый год вызывало в душе такой восторг и облегчение, как у первобытных людей: солнце вернулось и снова будет весна и лето.
— А помнишь праздник Проводов Зимы? Какие пекли блины на площади, где шло гулянье? Я таких вкусных никогда больше не ела. Край весь в дырочках, как кружевной, и хрустел, а сам блин был пышным и мягким. И обязательные танцы прямо на снегу, в шубах. «Арабское танго», помнишь? И мы все танцевали! Нам было весело, потому что мы были молоды?
— Да нет, тогда в праздник все искренне веселились. А белые ночи у нас в Ленинграде, помнишь? Однажды мы поехали с последним катером в Петергоф… — я запнулась.
— С Колей? — тихо подсказывает сестра.
— Да, мы поехали с Колей в Петергоф, чтобы посмотреть, как утром встает солнце над заливом, и не сообразили, что в Петергофе солнце встает над парком. Мы всю ночь провели в парке, — я на минуту замолкаю и сглатываю, потому что у меня перед глазами встает, как именно мы провели эту ночь, — а перед утром задремали в беседке и вдруг просыпаемся от шума. Небо все в тучах — откуда только взялись! — и такой дождь стучит по листьям, по крыше беседки, а у нас нет зонта. Потом тучи начали уходить в сторону залива, и вдруг над дворцом открылось солнце, и сияющая граница, за которой в дожде мы стояли, стала продвигаться к нам. Первый луч упал на «Самсона» и так засверкал в золоте! В этот момент включили фонтан, и столб воды стал расти, словно хотел дотянуться до солнца. Это было потрясающе. Мы обернулись к набережной, а она еще была в серой дымке. Всю обратную дорогу мы проспали, и матрос будил нас у пристани Эрмитажа.
— Лиза, — осторожно спрашивает сестра, — а с другими, уже здесь, у тебя были такие воспоминания, когда то, что ты была не одна, стократно увеличивало остроту восприятия окружающего?
— Да, с Джеком мы были зимой в Альпах, и я помню ночное небо над снежными вершинами. И Венеция — вся только с ним, особенно осенью и зимой. Было потрясающе красиво, все нежно-пастельных тонов, и мы были вдвоем, словно в необитаемом городе. С Ивом — летние альпийские луга, но с ним — не так. Он не умел молчать. С Алексом — зеленые холмы вокруг Фернгрин и наш сад, лилии и ирисы у пруда. Но одно из самых первых и сильных впечатлений такого рода — это Гурзуф с Сергеем. Там была одна бухточка и островок посередине, как в «Бегущей по волнам». Это было волшебное зрелище. Там на камнях мы так любили друг друга, как нигде больше!