— Ах, какая ты сладкая, Бетси.
— Не может быть! Значит, это только для тебя.
Я иду постелить постель и, проходя в ванную, вижу его с сигаретой у окна.
— Я никогда не видела тебя курящим.
— Значит, пришла пора. Мне уже тридцать.
Я стою под струями воды, глотая подступающие к горлу слезы. Мне кажется, что мою душу режут на кусочки.
— Мне можно войти? — доносится из-за двери.
— Входи. Тебе все теперь можно.
Коля берет из моих рук мочалку и моет меня, осторожно намыливая. Я, стоя в ванне, стала выше и мое лицо прямо напротив его глаз, но он не смотрит мне в глаза, сосредоточенно и бережно проводя мочалкой по моему телу. Получается это у него совсем не сексуально. Я вспоминаю, как отец мыл меня так, когда я была совсем маленькой и стояла перед ним в большом тазу на табуретке. Потом Коля надевает на меня махровый халат и помогает выйти из ванны. Когда мы подходим к постели, он укладывает меня, заботливо укрывает, вешает халат аккуратно на спинку стула и, сев на край, смотрит на меня. Я ошеломлена этим больше, чем если бы он напился и грубо повалил в кровать. В комнате полумрак, из-за задернутых штор льется свет белой ночи.
— Не смотри на меня так! — прошу я жалобно, — Иди ко мне.
Он еще какое-то время неподвижен, потом машинально начинает раздеваться и ложится рядом. Я, прильнув к нему, всматриваюсь в застывшее лицо.
— Коко, что с тобой? Обними меня.
Коля так крепко прижимает меня к себе, что у меня перехватывает дыхание.
— Прости, — опомнившись, говорит он, — Я сделал тебе больно.
— Ну, что ты, разве ты можешь причинить мне боль!
Коля начинает нежно гладить и целовать мое тело, слышно только его взволнованное дыхание и мои вздохи, похожие на всхлипы. Ах, я уже и забыла, как прекрасно быть в его руках. Я вздрагиваю, когда его губы касаются кожи, в голове начинает стучать кровь, я уже ничего не соображаю, крепко держа его за плечи и притягивая к себе. Вдруг он говорит отчаянным голосом:
— Лиза, я не могу! Я так безумно тебя люблю — и не могу… Господи, я мечтал об этом все эти годы, когда ты была с другими, а я — я тоже изменял тебе каждый день…
Я ошеломлена этим не меньше его, и совсем не потому, что надеялась на большее. Его боль пронзает мое сердце и заставляет сделать что-нибудь, чтобы утешить и облегчить страдание, которое я переживаю, как свое.
— Ну что ты, Коля, бог с ним. Не надо ничего. Просто держи меня в своих объятьях, — я уютно устраиваюсь в кольце его рук и ласково провожу пальцем по его губам, — Почему ты никогда не говорил, что любишь меня?
— Я не хотел, чтобы ты страдала еще и от этого. Ведь ты жалела бы меня?