Вот уже два дня Гарет находился в Ньюгейте по подозрению в убийстве своего компаньона. Как всегда, когда преступление прокладывало грязные следы в привилегированный мир порядочного общества, публика требовала от властей немедленного произведения арестов. На этот раз он, Гарет Ричвайн, был выбран козлом отпущения.
Впрочем, Гарет не слишком удивился, оказавшись в заключении, ведь именно он обнаружил тело Роберта на обтянутом золотой парчой диване в одном из уединенных салонов «Золотого Волка». О причине смерти гадать не приходилось: в груди компаньона торчала резная рукоятка ножа. Судя по всему, удар был нанесен мастерски, и смерть наступила быстро: лишь одно-единственное пурпурное пятнышко виднелось на крахмальной рубашке.
Как показалось Гарету, Роберт был мертв уже в течение нескольких часов, а, судя по выражению удивления, исказившему его красивое лицо, убийца застиг свою жертву врасплох. Тем не менее, Гарет склонился над телом, чтобы проверить на всякий случай, нет ли каких-либо признаков жизни… и в этот момент в холле раздались громкие голоса.
Вместо того, чтобы убежать с места происшествия — как, наверняка, поступил бы в подобной ситуации любой разумный человек, обремененный не столь примечательным прошлым, — Гарет спокойно дождался, пока появились представители властей и начали задавать вопросы. Ему было совершенно ясно, что убийца и сам Роберт принадлежали одному кругу: другие люди в «Золотой Волк» просто не допускались. Кроме того преступление явно носило все признаки убийства, совершенного в результате взрыва эмоций. Скорее всего, виновником трагедии стал обманутый любовник или любовница, или отчаявшийся игрок, которому Роберт отказал в кредите.
Гарет не верил слухам о том, что убийцей был получивший выговор служащий клуба. Персоналу «Золотого Волка» очень хорошо платили, да и работали все там уже по нескольку лет.
Тогда никого из них не заключили в тюрьму, и Гарет впал в опасное малодушие, занимаясь, как обычно, делами клуба. И вдруг через десять дней после происшествия его арестовали.
Надо же было оказаться таким дураком? При воспоминании об этом Гарет гневно сжал кулаки. Если бы у него соображения было побольше, чем у ночного горшка, он бы уже успел уйти довольно далеко до того, как полицейские ищейки нанесли бы ему свой первый визит. Вместо этого Гарет наивно полагал, будто власть и деньги могут возместить отсутствие знатной родословной, и разыгрывал из себя оскорбленного гражданина. В результате он вот уже двое суток находился в этой темнице, меряя шагами узкую комнату. Гарет с мрачным юмором подумал о том, что эту тропинку на неровном каменном полу протоптало до него несчетное количество заключенных. К счастью, арест не ошарашил Гарета до такой степени, чтобы не воспользоваться издавна почитаемой в Ньюгейте традицией взяточничества, которая приносила тюремщикам неплохой доход и вместе с тем подгоняла упрямого коня, каковым являлось правосудие. Гарет хмуро подвел итог своим размышлениям. Итак, разместился он, по меркам Ньюгейта, довольно роскошно. Гарет заплатил приличную сумму и откупил все четыре койки, обеспечив себе таким образом уединение и возможность более или менее свободно дышать. За дополнительную плату его снабдили такими необходимыми вещами, как постельное белье, таз для умывания и жаровня с углем, чтобы прогнать сырость, скоротать длинные ночи Гарету помогали многочисленные свечи, сияние которых избавляло от тягостного ощущения, будто стены камеры давят и душат его.