Тревога за Габунию растет. С нетерпением вглядываюсь в небо. Все нет и нет моего друга. Нет и комэска.
Но вот приземляется самолет Гавриша. Мы с Ивановым бежим к его стоянке. Комэск медленно вылезает из кабины, лицо у него осунулось, глаза ввалились. Он молча снимает с себя парашют. Молчу и я. Чувствую недоброе.
Посмотрев на меня, он отрывисто сказал:
– Мужайся. Вано Габуния погиб. Погиб, совершив геройский подвиг.
Слезы хлынули у меня из глаз.
Горестная весть разнеслась по аэродрому. Нас окружили летчики, техники. Все были глубоко опечалены.
Комэск, бледный от волнения, рассказывал:
– Мы стремились прорваться к бомбардировщикам. Но мешали «Мессершмитты». Сами знаете, самолет маневренный – увертывается из-под атак и снова атакует. Надо было поскорее с ними разделаться. Завязался жаркий бой. У меня на исходе боеприпасы, у Габунии тоже. И вдруг вижу взрывы: одной группе вражеских бомбардировщиков удалось сбросить бомбы на Валуйки. Вот уж, кажется, от одной пары истребителей мы отвязались. И бомбардировщики уже недалеко. Устремляюсь к ним.
Вано передает по радио:
– Пробьемся!
Но на меня пошла в атаку вторая пара истребителей. Даю команду ведомому:
– Отбить!
Вано несется наперерез истребителям. Преграждает путь? Но огня не ведет. Или боеприпасы у него кончились, или держит их про запас – для «юнкерсов». Я кричу:
– Смотри не столкнись!
Вано не отвечает. Продолжает стремительно сближаться с вражеским истребителем – с тем, что ближе ко мне. Второй немец удирает. А Вано в этот миг таранит «мессершмитта». Раздается взрыв. И оба самолета падают… А я прорвался к бомбардировщикам и сбил один – за Габунию.
Тут нас атаковали истребители, но в бой вступили товарищи из другого полка. Подвиг Габунии придал нам силы. Мы яростно вели бой. Удалось отогнать «мессершмитты» и рассеять группу бомбардировщиков: к Валуйкам мы их не допустили…
Мне вспомнились слова Вано: «Если мне не удастся сбить пушечным огнем, то враг все равно живым не уйдет – произведу таран». Так он и поступил.
Как во сне, я услышал голос Солдатенко:
– Коммунист Габуния таранил самолет, спасая командира, и погиб смертью храбрых!
Я был безутешен. Не мог примириться с мыслью, что больше никогда его не увижу. Велико было мое горе. Но еще больше, кажется, была моя ненависть к врагу.
На следующий день в район боя выехала группа наших однополчан. Мне было приказано ждать вылета, и я не мог поехать. Товарищи нашли на земле остатки двух самолетов. Определить самолет Габунии было трудно – обломки перемешались. Габунию узнали по партийному билету. Похоронили Вано под Валуйками.