Мир покачнулся, – нет, он завертелся в полете, как, бывало, вертелся в детстве Ганны яркий красно-синий мяч. О, эта тугая прохлада его боков, гладкий плеск под ладонью, неповторимо-звонкий звук! Со всей силы о растрескавшийся асфальт двора, и в небо, высоко-высоко, в самую голубую июньскую высь, где время, разрезанное на секунды ножницами стрижиных крыльев, перестает существовать!
– Сила? – переспросила Ганна. Она не знала за собой никакой силы, кроме этой неуемной жажды облададния всем, что видели ее глаза, всем, о чем слышали ее уши.
– Сила, да. Ведь нужно быть очень сильным человеком, чтобы так желать всего сущего в мире. Однажды ко мне приходила женщина… Ты немного похожа на нее. Она тоже была отмечена – родимым пятном на щеке. В ней была власть, и воля, и знание. Я хотела передать все ей, но была еще не готова встретить смерть и к тому же боялась. Та женщина показалась мне исполненной зла, ее душа была черна, как деготь.
– А я? Я – лучше?
Маргарита Ильинична усмехнулась.
– Что ты хочешь услышать? Могу ли я знать твою душу лучше, чем ты сама? Ты страдала. Ты озлобилась. Но, быть может, когда к твоей власти приложится вечность, ты сможешь полюбить. Сможешь желать чего-то не только для себя, но и для людей. Сможешь делиться с ними. Хочешь? – настойчиво спросила она, и темные глаза заглянули Ганне прямо в душу.
– Хочу, – сказала Ганна, преодолевая головокружение. Казалось, что с невероятной быстротой летит она в бездну… Или взлетает в небо? Но тут же все кончилось.
Маргарита Ильинична поднялась, и Ганне показалось, что она стала суше, сутулее и меньше ростом. Но, быть может, только показалось? Тогда почему она так старательно придерживает полы роскошного шелкового халата? И разве ее шея была такой дряблой, разве пробегали морщины по щекам, как рябь по воде? И старческая «гречка» на скрюченных пальцах, усеянных кольцами…
– Не будем медлить, – сказала она. – Сделаем прямо сейчас. Чтобы ты ни услышала, не входи в комнату, не уходи, никого не зови на помощь. Мне нужно полчаса, может быть, больше. Не скучай, посмотри журналы, погрызи печенье…
На секунду она стала прежней – гостеприимной хозяйкой роскошной квартиры. Но перед тем, как ей исчезнуть за дверью в спальню, ее нагнал еще один, последний вопрос.
– Зачем? Вам… Вам не жалко?
Маргарита Ильинична засмеялась.
– Жалко? О нет! Я устала, девочка. Если бы ты знала, как я устала! Жизнь – пустыня, смерть – оазис. Если бы ты знала, как меня измучил этот долгий путь через пески, эта непрестанная жажда, каждодневная борьба! Я буду рада отдохнуть. А ты поживи, но тоже – не заживайся очень-то! Не так уж это забавно…