«Да здравствует Первое мая — заря пробуждения!»
Дядя Петя искал свою колонну, поднимаясь на носки и глядя поверх голов множества людей. И в эту несчастную минуту случилось такое, отчего Илюша растерялся. Навстречу дяде шел с раскрытыми объятиями тот самый рабочий Азаров, у которого Илюша украл хлеб.
— Петр Николаевич, дружище, что же ты совсем забыл нас?
Они обнялись. Илюша стоял, глядя в землю от стыда.
— Где работаешь? Все там же, в Губземлесе? А это кто с тобой?
— Племяш… Ни отца, ни матери нет, вот и приехал к нам.
У Азарова удивленно поднялись брови, но он не хотел выдать Илюшу.
— Так, так… — сказал он, пряча усмешку. — Попалась мышка в мышеловку…
— Да вы, никак, знакомы? — спросил Петр Николаевич с удивлением.
— Может, нет, а может, да… — неопределенно ответил Азаров и сказал, как видно, для Илюши: — Вот, братец ты мой, как в жизни бывает…
Илюша не смел поднять голову. У него покраснели щеки, и он, не выдержав, заплакал.
Петр Николаевич изумленно глядел на племянника.
— Все ясно, — объяснил Азаров, — у него глаза на мокром месте. Если такое дело, придется подарить ему революционный знак. — И он снял с себя красный бант, приколол его на рубашку Илюши.
Азаров спешил. Он простился с дядей Петей, взяв с него слово, что после демонстрации пойдут обедать к Азаровым.
4
Обыватели глазели на большевистский праздник, втихомолку посмеиваясь над бедностью нарядов шагавших в колоннах рабочих.
А те обдавали их смехом и песнями. В одних колоннах пели «Стеньку Разина», в других — «Вихри враждебные». Над головами покачивались смешные карикатуры: генерал в картузе, похожий на свинью, смешно вскидывал руки кверху и дрыгал ногами, когда сзади дергали за веревочку. Под ним было написано: «Пуанкаре — Война».
Комсомольцы пели:
О чем твердит Пуанкаре?
Чум-чара, чура-ра!
«Когда долги дадите мне?»
Ишь ты, ха-ха!
Комсомольцы шли с духовым оркестром. Ноты, пришпиленные на спины впереди идущих, то и дело слетали под ноги, и музыканты сбивались. Выручал барабанщик. Грохотал колотушкой по барабану и заглушал все. Помятые медные трубы бодро сияли на солнце, слепили глаза. Все тонуло в радостно-ликующем шествии тысяч людей, в бодрых песнях:
Мы раздуем пожар мировой —
Церкви и тюрьмы сровняем с землей!
У Илюши дух захватывало. Розоватый отсвет реющих красных знамен падал на лица людей. Даже старые дома выглядели весело.
Шествие разлилось, как река в половодье. Илюша не знал, куда смотреть. В одной колонне играли в «жука», и комсомольцы смеялись, шлепая по затылку того, кто водил. В другом месте под завывающие звуки расчесок лихо отплясывали «Яблочко».